Отец Кристины-Альберты

Уэллс Герберт Джордж

— Могу только п-п-п-предположить, — сказал мистер Годли, — что он с-с-сумасшедший.

Пока свита Саргона таяла, свита управляющего увеличивалась. Теперь позади него выстроились всяческие официанты — пожалуй, три дюжины разных и в то же время единообразных официантов: высокие официанты и низенькие, толстые и худые, волосатые и лысые, старые и молодые, официанты в фартуках, а один так даже без фрака.

— Боюсь, вы нарушаете здесь порядок, — сказал управляющий. — Боюсь, я должен попросить вас уйти, сэр.

Уйти — ему? Никогда!

— О поколение слепых

и глухих! — вскричал он, поднимая голос в надежде, что его услышат за столиками позади этой угрюмой толпы официантов. — Или вы не узнаете меня? Нет у вас ни памяти, ни прозрения? И вы не видите света, который открывается вам? Не слышите зова, оглашающего мир? Час пробуждения настал. Он нынче, он сейчас. Вы можете перестать быть игрушками привычки и раболепства, и можете стать хозяевами возрожденного мира. Сейчас! Сию минуту. Пожелайте измениться со мной, и перемена придет к вам. Вас призывает Саргон, Саргон Древний и Вечный, Мудрый Правитель и Дерзновенный, призывает вас к свету, к благородству, к свободе.

— Боюсь, мы не можем позволить, чтоб вы тут произносили речи, — сказал управляющий, простирая руку.

— Да вышвырнуть его сразу, и дело с концом, — сказал приземистый коренастый официант.

— Вышвырните его! — вскочив, сказал антибольшевистски настроенный бизнесмен голосом, исполненным негодования и набирающим силу с каждым словом. — А потом принесите нам наше Фрикасе из Цыпленка. Мы уже Десять Минут ждем ЭТО ФРИКАСЕ ИЗ ЦЫПЛЕНКА!!!

И тут раздался другой голос:

— Эточтотакое?! — И на Саргона внезапно надвинулся полицейский.

Волна ужаса оледенила его душу, чисто примбийская волна ужаса.

За всю свою законопослушную жизнь он ни разу не вступал в столкновение с Полицией. «О Господи! О Господи! — вопиял ужас в его душе. — Что я натворил? Меня арестуют!» Синие глаза округлились еще больше, он с трудом дышал, но никто вокруг не заметил, как близок он был к бесславному крушению. Примби затрясся и исчез. Саргон поперхнулся и сказал непоколебимо:

— Как так, страж порядка? Ты посмеешь наложить руки на Владыку Мира?

— Эта моя обязанность, сэр, если он нарушает спокойствие, — сказал полицейский. — Владыка там или не Владыка.

Саргон молниеносно приспособился к такому обороту событий. Он потерпел поражение. Его сейчас уведут. Да, но он все равно Саргон. Та Сила, которая управляет им, навлекла на него поражение, но, конечно, это лишь испытание. Он не ожидал от Силы подобного, но раз такова была воля Силы, ему оставалось лишь смириться.

— Вы понимаете, господин полицейский, что вы делаете? — сказал он величественно и мягко.

— Вполне, сэр. Надеюсь, вы нам хлопот не доставите.

Пленник! Не так он представлял себе явление Владыки миру. Он в последний раз оглядел пышное убранство большого ресторанного зала, в котором должен был произойти начальный пир. Не здесь, но в каком-то замызганном полицейском участке должна быть объявлена Новая империя Справедливости и Братства.

Он молча повернулся и смирно пошел рядом с полицейским в глубоком размышлении.

6

Так

завершилась первая попытка Саргона вступить во владение своей Империей. Если, конечно, не считать первой попыткой его визит в Букингемский дворец.

Но перед тем как перейти к нежданному и ужасному испытанию, которое его ожидало, нам следует сообщить об одном-двух второстепенных обстоятельствах его пленения.

Во-первых, поведение мистера Камы Мобамбы. Он наблюдал заключительные эпизоды в ресторане со все возрастающим изумлением на широком бронзовом лице. Неужели этот синеглазый человечек и правда завел его не туда? Когда Саргона уводили, мистер Мобамба сделал шаг, словно все-таки собираясь последовать за ним. Затем остановился, задумчиво сдвинул брови и порылся в кармане. С некоторым усилием он извлек лист бумаги, который, казалось, был единственным звеном между ним и Лондоном. Лист теперь выглядел изрядно измятым. Разгладив его на могучей ладони, мистер Мобамба двинулся к управляющему и протянул лист ему.

— Что это еще? — спросил управляющий.

Черный джентльмен поклонился с изящнейшей элегантностью, не опуская листа.

— Не говору англиски, — сказал черный джентльмен. — Португал. Лин-и-Кей. Лемонаолстрит.

Объяснить ему дорогу оказалось крайне трудным.

Тем временем в вестибюле Бобби безмолвно отрекся от какого-либо знакомства с Саргоном. Он все еще медлил там с Билли, удерживаемый странной, почти материнской тревогой за Саргона. Экс-солдаты «слиняли», по красочному выражению владельца шарманки, едва появилась полиция. Мужчина в трауре со всеми его бедами был удален. Но довольно много людей еще оставалось там в смутном ожидании, а юный репортер старался отыскать хоть кого-то, кто понимал редкий и неясный язык Олдхема в попытке найти подтверждение собранным фактам. И еще там находилось несколько полицейских, причем один был явным начальником — красавец в кепи и мундире с галунами.

— Вон он! — сказал Билли, и из зала вывели Саргона.

Пока он шел через вестибюль к вращающейся двери, царила полная тишина. И Бобби почудилось в Саргоне прежде не замечавшееся высокое достоинство. Он не смотрел ни направо, ни налево, а в глазах у него пряталась глубокая грусть.

— Но что они с ним сделают? — спросил Бобби.

— А вы, случаем, с ним не знакомы, сэр? — внезапно спросил начальник.

— Да вовсе нет, — ответил Билли, опередив Бобби. — Никогда прежде его не видели. Просто затянули сюда посмотреть, что происходит.

И своим молчанием Бобби подтвердил его слова.

— У меня нет права приказать вам не толпиться тут, — сказал полицейский чин, многозначительно улыбнулся Билли и сделал знак подчиненным, что они свое дело здесь завершили.

— Лучше пойдем домой, — сказал Билли, правильно истолковав улыбку.

7

Трое друзей сидели у огня в белой комнате с лиловыми занавесками, и Бобби горько каялся в том, что отрекся от Саргона.

— Они забрали его, Тесси, — повторил он в третий раз, — и я не знаю, что они с ним сделают.