Отец моей подруги. Тайная беременность
Шрифт:
– Не уверена… - произнесла почти шёпотом.
Чувствовала, как он смотрит, и буквы разбегались перед глазами. Очевидно, что смысл написанного в конспекте мне сейчас недоступен… Принялась с усердием спринтера листать шуршащие странички тетрадок.
Декан театрально вздохнул.
– Жалеешь об этом? – немного хрипло спросил. Неужели, волнуется?
– О чем? – если я начну листать страницы этих конспектов еще быстрее, то разожгу огонь.
Резников накрывает мои пальцы своими. Я судорожно выдыхаю. От прикосновения все тело бьёт током.
– О том, что я тебя поцеловал.
Мамочки, неужели мы и правда это сейчас обсуждаем? Может у меня слуховые галлюцинации? Но его губы двигаются в точном соответствии со словами. Значит, не показалось.
Энергетика в кабинете начинает мрачнеть, тяжелеть. Будто покрывается пеплом из недоговоренностей и противоречий.
Мне так хочется высказать ему все прямо в лицо. О том, что я чувствую себя настоящим предателем перед Катей. О том, что совесть неустанно твердит мне, что я влезла в чужую семью. О том, что я глаз ночью зачастую смокнуть не могу – всё думаю о нас с ним.
О том, что беременна. И ведь в моем рюкзаке лежат первые снимки нашего малыша. Что будет, если я прямо сейчас их достану и положу на стол перед ним?
Как изменится его взгляд и лицо? Он будет злиться? Или обрадуется?
Скорее – первое. Ведь мой ребенок помешает ему вновь построить семью с бывшей супругой и их общей дочерью. Все его планы тогда пойдут прахом. Из-за меня.
Поэтому…, нет. Я ни за что ему не расскажу обо всем, что творится в моей голове.
С губ срывается только один вопрос, который нещадно мучает меня уже целые сутки:
– Зачем Вы это сделали, Дмитрий Сергеевич?
Его пальцы все еще касаются моей кисти, и я не смею пошевелиться. Сижу, замерев, словно мышка перед играющим с добычей котом.
Но декан сам решает прервать тактильный контакт. Убирает руку, и мне вдруг становится как-то пусто и холодно. Мужчина встает, отходит к окну. Смотрит за стекла тяжело и задумчиво.
А потом, будто придя к неожиданному решению, разворачивается ко мне.
Рассекает расстояние между нами двумя большими шагами.
Я подскакиваю со стула словно на автомате. Наверное, инстинкты решили, что, будучи на ногах – я скорее смогу убежать. Так мы и замираем, в нескольких сантиметрах, смотря друг другу в глаза.
Он делает шаг вперед. Я назад. Еще и еще. Пока не упираюсь спиной в холодную стену.
Стена останавливает меня. Но не его. Медленно, словно тигр, он наступает, пока мое тело не оказывается плотно прижато.
От резкого, неконтролируемого скачка адреналина меня окатывает жаркой волной. Боюсь даже помыслить, что декан планирует сделать дальше.
Вынимает руку из кармана брюк, проводит пальцами по моей горящей щеке.
– Не понимаешь, да? – с тяжелой усмешкой.
Его запах начинает пьянить, и я чувствую, что сознание вот-вот снова даст слабину. Отрицательно трясу головой.
– Поцеловал тебя, потому что не смог сдержаться. –
– Я… я… - начала задыхаться. То ли воздуха здесь резко стало катастрофически мало, то ли я до того разволновалась, что вот-вот грохнусь в обморок.
Это был странный момент. Мы не смели сделать следующий шаг. Но мысленно, кажется, уже растерзали друг друга.
– Дмитрий Сергеевич…, - мой голос осип. – Нам… нельзя…
– Нельзя… - эхом отозвался декан.
– Давайте… Не будем…
– Не будем… - подтвердил он, но не сделал и малейшей попытки отойти от меня.
Его глаза будто затянулись пеленой похоти и разврата. Декан жадно глядел то на мои губы, то спускал взгляд чуть ниже – туда, где под эластичной тканью моего топа отчетливо прослеживался силуэт напряженной груди.
Ком в горле уже больше напоминал ежа. Ни выплюнуть, ни проглотить. Вдохи я делать могла, а вот выдохи уже выше сил. Кислород так и застывал в легких, ломая изнутри грудную клетку.
Резников порицательно качнул головой. Запустил пальцы мне в волосы. Под черепной коробкой в разные стороны разбежался табун мурашек.
– За какие грехи ты мне послана? – риторически выдал он.
– А что… Я – наказание? – с вызовом переспросила.
– Наказание. – он задумчиво провел большим пальцем по моей нижней губе. А я, будто нарочно, приоткрыла свой рот. Палец тут же проскользнул внутрь и лег на язык. Ощутила вкус его кожи. – Самое сладкое… Наказание… - произнес он, понижая голос до хриплого шепота, пристально наблюдая за каждым движением моих губ.
Оперся локтем о стену над моей головой, и сейчас нависал, словно глыба. Мое хрупкое тело было прижато мужским, большим и могучим. Я знала – у меня нет ни малейшего шанса освободиться, только если он сам не захочет меня отпустить. А он не захочет – это читается в каждом жесте, в каждом движении, и даже в запахе. Запах его становится все тяжелее и давит на меня атмосферой подчинения и послушания…
– Значит, я искушение? – из последних сил пытаюсь сдержать себя. Смотрю на него широко распахнутыми глазами. Открыто и без утаек.
– Самое сильное искушение в моей жизни. – признается он искренне.
– Искушение, это плохо. Всегда. – констатирую я. Голос подрагивает.
– Смотря что стоит на другой чаше весов…
Я на миг прикрываю трепыхающиеся ресницы. Пожалуй, эта самый наш искренний разговор за все время. Настоящее откровение.
– Но… Ведь на другой чаше весов Ваша жена… И дочь… Ваша семья. – вздернула подборок. Вспомнить об этом сейчас – единственный шанс остановить, то, что происходит. Но даже просто сказать об этом титанически тяжело. Потому что сейчас не хочется разговаривать. Хочется броситься в его объятия молча. Без слов. И я не могу потопить в себе это желание. Его будто кто-то высек в моей душе, и теперь этот стыд перманентен.