Отец
Шрифт:
— Даю слово, не забудем, — засмеялся председатель и тут же, будто случайно вспомнил, сообщил скороговоркой: — Вчера к ночи звонил Мурод! Я хотел еще утром заглянуть к вам, да закрутился. Вы уж извините, заботы…
— Мурод звонил?! — встрепенулся старик. — Как он там? Что сказал?
— Просил передать, чтобы вы как можно скорее приехали к нему.
— Уж не случилось ли что, не спросили?
— Слышимость была отвратительная… Только и разобрал, что ждет вас.
— О господи! К чему ж такая спешка?.. Лишь бы не несчастье…
— Да не тревожьтесь вы. Сам же звонил — значит, жив-здоров. Просто, видать, соскучился.
— Нет, — не успокаивался старик, — не стал бы он без причины звать
— Напрасно разволновались. Ничего с ним не случилось — вот увидите.
Председатель попрощался и, еще раз сославшись на занятость, уехал.
«Дай бог, чтобы все было благополучно», — беззвучно шептал старик. В тревоге и полный смутных предположений он вошел к себе во двор.
О чем только не передумал он, сидя дома на курпаче — у печки. Такого еще не было, чтобы Мурод позвал его, к тому же зимой и после такого долгого молчания. Ни писем, ни звонка, и вдруг приезжай. В студенческие годы сын куда чаще напоминал о себе, особенно когда оставался без денег. Но это было так давно… Может, на работе что? Или в семье?
Чем больше думал старик, тем тревожнее становилось у него на душе. Конечно, узнай он раньше о просьбе сына — хотя бы утром, когда еще можно было поспеть на автобус, — он не стал бы раздумывать. До Хайрабада на машине, а там поездом, и к полудню наверняка уже сидел бы у сына. Но сейчас…
«И все же надо ехать. Как-нибудь доберусь. Вот и председатель говорил, что машины за жмыхом ходят».
Старик прошел на айван. Там жена возилась со стиркой. В свой дом он привел ее вдовую, лет двадцать назад, когда Муроду шел уже седьмой год. Своих детей тогда у нее не было, и она сумела заменить мальчику умершую мать.
— Достань, мать, мне чистую одежду. Съезжу-ка я в Душанбе.
— Что это вам взбрело в голову? На дворе холодина, плюнешь — слюна на лету замерзает, а вы в дорогу…
— Сын твой звонил, просил срочно приехать.
— Никак случилось что? — с беспокойством спросила женщина.
— Не знаю, мать… Ты торопись, а я в кладовку схожу, Неудобно с пустыми руками ехать.
Женщина, оставив корыто, скрылась в комнате, а он, прихватив на кухне корзину, направился в кладовую.
Там в двух ящиках из-под чая хранились в песке осенние яблоки, а под самым потолком, на балке, висели аккуратно подвязанные гроздья винограда. Все это припасалось на всякий случай.
Устлав дно корзины сухой травой, старик снял в одном из ящиков верхний слой песка, выбрал из него два ряда крупных яблок и, обтирая плоды ладонью, стал укладывать их в корзину. Потом он нашел какой-то пустой ящик, перевернул его вверх дном, взобрался на него и осторожно снял несколько гроздей винограда. Виноград он уложил поверх яблок, предварительно сдув с него пыль. Кажется, все. Старик принес с кухни дастархан, накрыл корзину и осторожно, чтобы не подавить виноград, заправил края ткани внутрь корзины. И тут он уловил сладковатый запах, исходящий из темного угла кладовки.
«Неужто осталась дымя?»
Он снова взгромоздился на ящик, сеял с балки дыню, переплетенную крест-накрест высохшей плетью, поднес к двери, поближе к свету, и внимательно осмотрел ее. У самой плодоножки темнело подгнившее пятнышко.
«Ничего, отвезу. Где сейчас, на исходе зимы, найдешь целую дыню!»
Вскоре с корзиной и дыней он уже стоял за воротами, высматривая машину. Ждать пришлось долго. Была минута, когда он, потеряв всякую надежду, хотел вернуться в дом, но как раз в это время вдали показался грузовик. Он медленно полз на подъем, подгребая снег увитыми цепью колесами.
«Вот все и улаживается», — воспрянув духом, подумал старик. Он поднял руку, машина остановилась. В человеке за рулем старик узнал дальнего родственника.
— Куда путь держишь, Абдурашид?
— В
— Возьми меня, сынок. В город еду, Мурод вызывает.
— Рад бы, да я не один. Соседка вот. — Рашид кивком головы показал на кабину, — У нее в Хайрабаде сын женится, на свадьбу торопится.
К заиндевевшему стеклу прильнуло лицо старушки. Не хотелось верить, что рухнула последняя надежда. Старик растерялся, не зная, что делать. Затем решительно сказал:
— Поеду в кузове.
Рашид улыбнулся.
— Холодно там, замерзнете.
— Все равно надо ехать.
Видя, что старика не отговорить, Рашид взял у него дыню, сунул ее в кабину, а сам полез в кузов, чтобы устроить упрямого пассажира. Развернув какой-то ящик, он достал из него брезентовую палатку.
— Садитесь сюда, здесь не так дует, а будет холодно — прикройтесь брезентом. Хорошо, что на вас валенки.
Рашид спрыгнул на землю, влез в кабину. Машина тронулась.
На зимних дорогах не разгонишься, а когда начался подъем на Шеронский холм, пришлось вовсе сбавить скорость, и машина буквально ползла, переваливаясь на ухабах, с трудом разворачиваясь на крутых поворотах. Щуплое тело старика не находило опоры, и его раскачивало, трясло, подбрасывало. Рев мотора и глухие удары цепей отдавались в ушах сплошным шумом. В глазах рябило от монотонного чередования валунов, откосов, заснеженных оврагов. С высоты хорошо просматривался кишлак, оставшийся у подножия холма.
Старик смотрел на беспорядочно разбросанные дворы, на причудливые очертания садов и огородов, и мысли его плелись так же беспорядочно и причудливо. Думалось ему о дороге, которую он знал до последнего изгиба, о нелегкой шоферской доле, о том, что будет, если вдруг испортится машина. А потом, он и сам не заметил когда, забрезжил образ Мурода. Вспомнился последний приезд сына.
Было это глубокой осенью. Уже шли дожди, и подступали первые холода. Старика, как всегда в такую пору, донимал ревматизм. Превозмогая боль в йогах, он колол на кухне дрова. Все раздражало его в тот день, и даже неизменные мысли о сыне были желчными, горькими. Он давно убедил себя, что жилось бы ему куда легче, будь Мурод рядом. Вроде бы и умный он, л вот скитается черт знает где. Отдаст отец богу душу — и попрощаться не сможет, не понесет на плече одну из ручек отцовского тобута [1] . Пока узнает, пока доберется из Душанбе, люди уже засыплют тело землей… Для того ли растил он сына, чтобы выпустить его ветром в поле?! Сам он немногого добился в жизни и теперь все свои планы связывал с Муродом. Когда тот еще учился, старик мечтал: вот встанет сын на ноги, вернется под отчий кров, и тогда можно будет хоть на старости отдохнуть, снять с плеч груз житейских забот.
1
Погребальные носилки.
Раздумья старика прервал ошалелый крик дочери:
— Брат приехал, брат!
Все бросив, старик поспешил во двор.
Сын приехал с невесткой, оба молодые, стройные, нарядные. Лица их светились радостью.
От волнения старик прослезился, суматошно забегал, забыв о боли в ногах, будто ее никогда и не было. И уж совсем он расчувствовался, когда сын, распаковав чемодан, стал доставать гостинцы — конфеты в ярких обертках, набот [2] и эти вот валенки.
2
Кристаллический сахар, разновидность восточных сладостей.