Отечественная история (до 1917 г.)
Шрифт:
В этом смысле надо отметить, сколь значительно было время, когда Уложение считалось действующим правом. Уложение не только «определило характер, формы и состав законодательных актов второй половины века» (А. Г. Маньков), но и продолжало оказывать огромное воздействие и в дальнейшем. Не случайно один из разделов курса уголовного права, изданного в 1902 г., назывался «Уложение царя Алексея Михайловича как основа действующего права». Действительно, все последующее законодательство, как отмечает Н. С. Таганцев, — «постоянный ряд попыток свести в одно целое все эти разнородные законы, согласовать их с Уложением 1649 г..». Все попытки на протяжении XVIII в. созать новое Уложение закончились, как известно, неудачей. Это объясняется не «прирожденным недостатком русского
Величайшее творение — Уложение, умевшее «сочетать труды дьяков и чинов земских, объединить разнохарактерные и разновековые источники и сделать из них, как сделал XVI век из лишенных видимой симметрии и гармонии куполов Василия Блаженного достойный удивления памятник русского зодчества» (Н. С. Таганцев). Причину столь долгого действия Уложения 1649 г. можно найти только в том, что в России жил и действовал тот экономический и политический строй, который был зафиксирован Уложением.
Творение правительства Алексея Михайловича в отличие от прежних законодательств «ограждает не только права лиц физических, но защищает строй, установленный государством, церковью, нравственным учением и кодексом бытовых приличий» (М. Ф. Владимирский-Буданов).
Постараемся определить, что это за строй. Начнем с самого верха — центральной власти. Она поднята в Уложении на невиданную до тех пор высоту. Глава II называется «О государьской чести и как его государьское здоровье оберегать». Глава впервые вводила в законодательство наказуемость «голого умысла», а также «скопа и заговора» против царя. Как подметил Г. Г. Тельберг, заговор направлен не против государства, а против государя и должностных лиц. В этих условиях понятия «государев» и «государственный» неизбежно должны были покрывать друг друга, и измена государству, юридические признаки которой были разработаны в главе, была одновременно и изменой государю. По мысли И. Д. Беляева, такого рода глава нигде не встречалась в прежних законодательных памятниках и была вызвана смутами, начавшимися после смерти царя Ивана Васильевича. Если с первым утверждением знаменитого историка можно согласиться, то со вторым вряд ли. Дело в том, что появление такого рода главы — закономерное завершение достаточно долгого процесса становления феномена политической власти, который мы традиционно и оправданно именуем российским самодержавием.
В полной мере это относится и к III главе, в которой впервые столь детально в русском законодательстве разработаны нормы, направленные на охрану порядка в царском дворе, чести двора и безопасности государя. Непосредственно с темой государственных преступлений связана и VI глава Уложения «О проезжих грамотах в иные государства», которая разрешала ездить в эти самые «иные государства» при непременном условии оформления проезжих грамот. Выезд за рубеж без проезжих грамот запрещался и приравнивался к измене.
Презумпция измены присутствует и в главе VII, которая устанавливала правовой режим службы государю и государству. Из только что сказанного следует то, что Уложение «является первым в истории русского законодательства кодексом, в котором дана если не исчерпывающая, то все же относительно полная система государственных преступлений» (Н. С. Таганцев). В Уложении были оформлены в правовом отношении понятия государственного суверенитета, государственной безопасности, подданства, воинского долга. При этом государство отождествлялось с властью и личностью царя. Уложение впервые формулировало весьма жесткие нормы поведения в связи с государственными преступлениями. Так, извет, донос о преступлениях такого рода возводился в норму закона, обязательную для всех.
К государственному праву примыкали и законы, касающиеся прерогатив и регалий царской власти. К их числу относились чеканка монеты, государственная монополия на изготовление и продажу пива, меда и вина.
Уложение 1649 г. наглядно и четко определило значение Боярской думы как органа государственной власти. Это была высшая после царя судебная и апелляционная инстанция. При этом в историографии отмечается, что в Уложении
Уложение дает представление и о приказной системе как одной из основных форм центрального управления. Уложение не только сохранило, но и развило дальше приказное управление страной. Приказы с этого времени начинают активно бюрократизироваться и пополняться думными дьяками.
Были приказы временные и постоянные, примером первого может служить приказ боярина Одоевского, созданный для составления Уложения. Постоянно действующие приказы делились на государственные, дворцовые и патриаршие. Очень важно отметить, что число общегосударственных приказов на протяжении столетия оставалось практически неизменным: 25 в 1626 г. и 26 — в конце века.
Ряд приказов общегосударственного значения занимался финансовыми вопросами: Приказ Большого прихода, который ведал сбором таможенных пошлин, и Приказ Большой казны, управлявший казенной промышленностью и торговлей. Военные приказы — Стрелецкий, Рейтарский, Иноземский — занимались соответственно стрельцами, полками нового строя, служилыми иноземцами. Оружейная палата и Пушечный приказ ведали изготовлением оружия.
Дворцовые приказы ведали обширным хозяйством царя. Патриаршие приказы были менее разветвленными. Всего на протяжении столетия действовало свыше 80 приказов, из которых к концу века сохранилось более 40. Новые приказы появлялись в связи с присоединением новых территорий или появлением новых отраслей хозяйства или военного дела. Интересно отметить появление Приказа Тайных дел и Счетного приказа. Первый должен был осуществлять контроль за деятельностью остальных приказов, второй был органом государственного контроля над финансовыми учреждениями.
Уложение фактически зафиксировало отмирание практики земских соборов в Российском государстве — оно не содержит каких-либо законоположений, касающихся их деятельности. Для нас в данном случае не так важен вопрос о характере земских сборов: сословно-представительные ли это органы власти или нет. В любом случае, их исчезновение свидетельствовало об усилении центральной власти.
В Уложении появилась и еще одна глава, которая в таком виде в прежних русских законодательных памятниках не встречалась. Государство берет на себя борьбу с преступлениями против церкви, так как православная церковь — мощная поддержка идеологической основы самодержавия. Оборотной стороной данной ситуации стало все большее включение церкви в государственный механизм, установление приоритета государства над церковью. Уложение в этом процессе становится важнейшим этапом, подводя итог долгой борьбе государства и церкви. В то же время Уложение закладывало основу для дальнейшего наступления государства на церковь.
На местах Уложение фиксировало воеводское управление, которое, по единодушному мнению исследователей, означало дальнейшую централизацию последнего и отступление различных форм местного самоуправления (в частности губных и земских старост) на задний план. В целом Уложение, как писал Н. С. Таганцев, «было выражением того исторического движения русской жизни, которое началось со времени московских собирателей Русской земли, а в особенности с Ивана III. Государство и верховная власть выдвигаются на первый план, стушевывается жизнь земщины, общества». Однако торопить события в этом смысле, наверное, не следует. Участие общины в судебном процессе еще фиксируется Уложением. Так, например, существовал еще обычай поручительства — явный пережиток, идущий от «Русской Правды».