Отечественные автоматы (записки испытателя-оружейника)
Шрифт:
Борис Леопольдович Канель, как и многие его сверстники, был призван для учебы в академию, которую с отличием окончил в 1941 году, из политехнического института. Обладал Канель феноменальной профессиональной памятью, но не только профессиональной. По дороге со 2-го «направления» до штаба он мог без конца цитировать похождения главного героя романов И. Ильфа и Е. Петрова, и если при этом следить за литературным текстом, то вряд ли можно было бы что-то прибавить или убавить.
К молодым, малоопытным специалистам-испытателям автоматического оружия Канель относился с уважением, оказывал постоянную помощь в работе, держал себя с ними на равных.
По результатам испытаний многих систем Канелем делались полные расчеты Таблиц стрельбы, данные которых использовались конструкторами при насечке высот прицелов в своих образцах и заносились в соответствующие Наставления по стрелковому делу.
Знания и опыт давали Канелю не только широкую свободу в выборе методов испытаний и способов исследования оружия, но и наделяли способностью делать по ним обоснованные выводы и заключения, проявляя при этом полную самостоятельность, не дожидаясь «подсказки» сверху.
Наряду с этим Канелю свойственны были и черты характера, которые, кгис говорят, портили ему всю обедню. Он мог, например, порвать на части на глазах у своего прямого начальника черновик отчета с его замечаниями, написанный на листках хрустящей под пером желтой оберточной бумаги. Белая бумага, и то невысокого качества, в военное время выдавалась только для печатанья отчетов и других исходящих документов. Не всегда умелое и корректное вмешательство непосредственных начальников в организацию работ этого исследователя заканчивалось иной раз тем, что телефонная трубка клалась на место так, что поднимать ее было уже бесполезно. Нужно было ремонтировать весь телефонный аппарат или заменять его новым. Прямота, несдержанность, вспыльчивость, непокорность лицу, обладающему властью, в случае несовпадения технических убеждений, вредили Канелю как специалисту и человеку.
Лицам, досконально знающим свое дело и уверенно исполняющим свой служебный долг, считающим возможным на этой основе проявлять излишнюю смелость, а тем более резкость в служебных взаимоотношениях с имеющими власть, трудно было рассчитывать на благосклонное к себе отношение, что в таких случаях мало способствовало созданию благоприятных условий для полного раскрытия природных дарований личности и дальнейшего развития ее творческих способностей. Уступающие Канелю по знаниям и профессиональному опыту, но обладающие такими качествами, как личная преданность вышестоящей власти, граничащая подчас с лицемерием, заискивающее угодничество при решении практических вопросов, были более удачливыми и в продвижении по службе, и в жизни вообще.
В должности начальника лаборатории и в звании инженер-подполковника
В отношении обещанного одному офицеру отпуска сразу после окончания войны начальник полигона И.И. Бульба сдержал свое генеральское слово. Офицер уехал на Кубань в свою родную Усть-Лабинскую станицу на целый месяц плюс дорожное время. Возвратившись из отпуска — сразу на доклад к генералу. В приемной никого не было, за своим столом сидела секретарь В. Яковлева.
— Здравствуйте, Василий Федорович, — ответила на приветствие офицера секретарь, — с возвращением из отпуска Вас. Вы об этом хотели доложить генералу?
— Совершенно верно. Надо…
— Заходите, сейчас как раз у него никого нет.
Выслушав официальное представление ученого секретаря полигона по случаю возвращения из очередного отпуска, генерал пригласил его к столу, указав на рядом стоящий свободный стул.
— Ну, так рассказывай о своих странствиях: где был, что видел, с кем встречался?
Офицер стал говорить о разрушениях, которые оставила после себя отступавшая германская армия, о фактах вандализма и надругательства над памятниками культуры, о трудностях восстановления разрушенной жизни родного края. Он продолжал бы и дальше, но генерал его прервал.
— Ты, батенька мой, зубы мне не заговаривай! Все это интересно, конечно, слушать от живого свидетеля, побывавшего в тех местах, но ты расскажи о главной цели своей поездки: встретил ты там свою суженую или нет?
— В короткий срок трудно встретить, товарищ генерал. Такие вопросы трудно планируются, а еще труднее решаются.
— Ну, так что, даже ни с кем не познакомился?
— Нет, познакомился, — ответил офицер и вынул из бокового внутреннего кармана кителя фотокарточку.
— Да! Хороша… Ничего не скажешь. Ну, так зачем же остановка?
— Есть здесь одно «но», товарищ генерал…
— Какое еще может быть «но»?
— В день моего отъезда встретил я случайно на вокзале старого своего товарища, друга детства.
— С кем ты связался, Вася? — сказал он мне. Это же при немцах самая что ни на есть первая… была, подумай над этим серьезно.
— Да! Есть над чем подумать, — протяжно произнес генерал, откинувшись на спинку стула.
Подняв руку, он коснулся согнутым указательным пальцем мочки уха. Затем после короткого раздумья резко выпрямился на стуле и решительно произнес:
— Ну что ж, думаю, что следующий очередной отпуск у тебя будет удачливей.
Через год поездка офицера на родину действительно оказалась более удачной. Приехал он из своей Лабы уже не один, а с женой. Его избранницей оказалась рослая, стройная, спортивного сложения кареглазая казачка, с которой он навсегда связал свою жизнь, живя в мире и согласии.
После возвращения из этого отпуска, не успев даже разложиться с вещами и немного отдохнуть, офицер, оставив в тесной девятиметровке молодую жену, представившуюся соседям по коммунальной квартире Нелли Павловной, сразу к генералу. Доложить о возвращении из отпуска и радостном событии, которое совершается в личной жизни человека, как правило, один только раз. Как на крыльях взлетел он на второй этаж штабного здания и сразу в приемную.
— Ой, извините, пожалуйста! — вскрикнула от неожиданности секретарь, поправлявшая у большого углового зеркала свою модную прическу и увидев в его отражении бесшумно входящего нового посетителя.