Отечество без отцов
Шрифт:
Я не нахожу слов, чтобы ответить ему, да я и не знаю этого, честно говоря.
Без всяких мыслей иду я домой и вновь остаюсь наедине со своей старой историей. А в это время новая история едет на поезде в направлении Вавилона и в джунгли Конго.
Вечером телевидение показывает страшные кадры из Либерии.
Это еще одна страна, где мир приходится завоевывать кровью.
Как же провела моя мать время перед свадьбой накануне 9 мая 1942 года — самого знаменательного дня в ее жизни? Или же день моего рождения стал для нее еще более значимым событием? Я бы хотела так думать, потому что речь-то ведь шла обо мне. Я помню ее очень смутно и не могу себе представить, чтобы она радовалась тогда. Было ли у нее радостное предпраздничное настроение, и оставалось
В почтовом ящике я нахожу ответ на мое письмо от фрау Эвы Броссат. Я написала ей по поводу газетного объявления об Ульрихе Броссате, который мог бы праздновать 23 мая свое 80-летие, если бы не погиб в России. С трудом разбираю я слова, написанные дрожащей рукой:
Последнее известие о моем брате я получила из-под города Россошь. Он был таким жизнерадостным человеком, и ему едва исполнилось двадцать лет. Объявление в газете по случаю его 80-летия стоило мне некоторых денег, но мне так хотелось хоть что-то сделать для него. Так как у меня нет родственников — мой возлюбленный погиб в мае 1945 года в Югославии — то я решила завещать деньги, которые у меня остаются от пенсии, Народному союзу Германии по уходу за воинскими захоронениями. Кто-то же должен заботиться о наших мертвых.
Русский госпиталь был подлинным местом бедствия, пожалуй, еще более ужасным в сравнении с тем, что случилось ранее на Березине. Местные санитары оказались неотесанными, бесчувственными мужланами. Когда им чудилось, что больной уже простился с жизнью, то они спрашивали его по-русски: «Камрад, ты умер»? Не получив ответа, они обыскивали его, чтобы чем-нибудь поживиться. Затем резко бросали тело в разные стороны, так что голова трупа откидывалась назад, после чего делали петлю вокруг шеи и быстро тащили покойника через зал по лестнице вниз во двор к куче других таких же трупов, которая с каждым днем становилась все выше. Ужасный глухой звук, раздававшийся, когда тащили мертвое тело, до сих пор стоит у меня в ушах. Когда же трупы скапливались, то их вывозили за город и сжигали, так как нечего было и думать о том, чтобы захоронить их в насквозь промерзшей земле.
За день до свадьбы прибыла Ингеборг со своими детьми. Она привезла подарки, которых в Подвангене с давних пор никто не видел: два апельсина из Калабрии, [55] кулек мелкого изюма из Греции, бутылку шампанского из Франции, а для невесты, которая постоянно мерзла, меховую муфту неизвестного происхождения, предположительно, из Карелии. Оба мальчика, которые торжественно вступили в пределы Подвангена в белых гольфах и баретках, вымазались к вечеру до такой степени, что Ингеборг была вынуждена в тот же день постирать не только гольфы, но и брюки с рубашками, чтобы те, кто должен был разбрасывать цветы в праздничный день, выглядели подобающим образом.
55
Область в Италии.
Ингеборг была самой старшей из розенских детей. До своей свадьбы она оставалась такой длинной и худой, что в деревне о ней говорили, будто она может пить прямо из водостока под крышей. С рождением детей она сильно раздалась, сохранив свой высокий рост, что вместе привело к тому, что теперь она весила восемьдесят один килограмм. Роберт, второй ребенок в семье, был на пять сантиметров ниже ее ростом и весил на четыре с половиной килограмма меньше своей старшей сестры. Дорхен была еще меньше, и по ней нельзя было сказать, сможет ли она подрасти. Герхард был самым младшим и меньшим. Когда его хотели позлить, то говорили: ты же ведь последыш.
Вместе с Ингеборг в гости к ним пришел другой большой мир. Благодаря ей всем было
— Фюрер разрабатывает новое чудо-оружие, которое одним махом покончит с войной! Этим летом будет одержана победа над Англией! Немецкие парашютисты высадятся на Красной площади в Москве и возьмут в плен Сталина! Все евреи из России и Польши будут погружены в Одессе на суда и доставлены в Палестину.
Что должно было произойти с немецкими евреями, об этом слухи умалчивали. Кто-то якобы предложил отправлять их в Россию и Польшу. Тогда они уже переставали бы быть немецкими евреями и тоже могли бы отправляться на судах в Палестину. Ингеборг была почти уверена в том, что в Америке готовится восстание негров против белых господ. Жители Индии, они все же германского рода, непременно скинут англичан в море и освободятся от колониализма. Японцы уже овладели половиной Азии и должны будут соединиться с немцами где-нибудь вблизи озера Байкал. Хотя они и не были арийцами, но оставались хорошими друзьями. В Берлине одной немке даже разрешили выйти замуж за японского дипломата. Над Северной Африкой развевались флаги со свастикой, несколько фирм из Кенигсберга решили создать африканские представительства, чтобы импортировать колониальные товары и негров в качестве швейцаров.
Об обстановке в России Ингеборг могла сообщить также лишь самые хорошие новости. Летом вермахт выйдет к Волге, нефтяные источники Кавказа окажутся у немцев в руках. Появится такое количество бензина, что в летнюю прохладу вновь можно будет ездить на личных автомобилях в австрийский Берхтесгаден. Ленинград, где люди жили, питаясь мясом крыс, вскоре превратится в город мертвых. Вскользь Ингеборг упомянула, что как-то ночью над Кёнигсбергом вдруг появились русские самолеты и беспорядочно сбросили бомбы. Немецкие истребители быстро положили конец этой нечистой силе. Два русских самолета упали в Куршский залив, один из них зарылся в песок дюн у Куршской косы. В общем и целом война, как она виделась из Кёнигсберга, была довольно веселым занятием. Сам город теперь выглядел намного лучше, чем когда-либо прежде. Ингеборг ходила на концерты и в кино. Для работы по дому у нее имелась служанка с Украины, маленькая Наташа. Ингеборг, как жене солдата с двумя детьми, полагалось такое подспорье. Летом она поедет со своими мальчиками в Шварцорт на Куршскую косу. Ее муж, военный финансист, запланировал отпуск на то же самое время и намеревается приехать туда из Парижа.
Они сидели все вместе допоздна и вели беседы об огромном мировом пространстве до тех пор, пока на небе вновь не раздалось «ву… ву… ву…», которое услышал лишь Роберт Розен.
— Тебе следует перевестись во Францию, — предложила Ингеборг своему брату.
Все взглянули на него.
— Вначале нужно закончить грязную работу в России, — сказал он.
Когда он проводил Эрику до дома, она шепнула ему у калитки сада:
— Может быть, тебе действительно следует отправиться во Францию.
И кто обручился с женою и не взял ее, тот пусть идет и возвратится в дом свой, дабы не умер на сражении, и другой не взял ее.
Небо затянуло серыми тучами, но дождя не было. Небольшие волны, вызванные прибоем, бились о берег озера, желтая пена покрывала зеленую прибрежную полосу.
— Все же мы заслужили лучшую погоду, — отозвалась матушка Берта о пасмурном рассвете. — Но все еще может измениться.