Отечество без отцов
Шрифт:
Все, что он запланировал на эту ночь, в том числе и сон на скамейке в парке, было расстроено сиренами, которые навели страх на город через 33 минуты после того, как наступила полночь. Гейнц Годевинд поспешил в убежище на Хайлигенгайстфельд, сразу же там заснул и не ведал о том, что произошло с его родным городом. [76]
Воскресным утром Гамбург был объят пламенем. Рыбного рынка больше не существовало, а портовый концерт был отменен в связи с чрезвычайными обстоятельствами.
76
Воздушный налет английской авиации на Гамбург 24 июля 1943 года.
Само собой разумеется, что солдаты, проводившие свой отпуск
Гейнц Годевинд проводил свой домашний отпуск, раскапывая развалины домов и участвуя в тушении пожаров. На Ульрикусштрассе он выносил из домов сгоревших заживо проституток, которых укладывали в мешки. Их клиенты стыдились выбираться наружу из-под развалин. Он стал чернее угольщика, потерял три килограмма веса и говорил каждому, кто хотел это услышать:
— Лучше погибнуть на фронте, чем еще раз пережить такое.
Один раз он собрался сходить на Конвентштрассе, но зайти в дом ему не удалось. Женщина погибла, один ее ребенок тоже, а другого передали в сиротский приют в Люнебургской пустоши. Его квартира выгорела полностью, торчали лишь голые стены.
Все это продолжалось пять ночей. Утром шестого дня Гейнц Годевинд исчез. Среди сорока тысяч жителей, погибших во время бури огня, накрывшей Гамбург, были также и несколько десятков солдат.
— Унтер-офицер Годевинд поехал в Гамбург и не вернулся из отпуска на родину, — написал Вальтер Пуш в конце августа своей Ильзе.
Я был штурманом 95-й авиагруппы во время налета на Мюнстер. Субботняя партия игры в карты была в самом разгаре, когда в 22.00 нас подняли по тревоге… Мы узнали, что нашей целью был западный створ Мюнстерского собора…
Солнечный осенний день. Ильза Пуш достала велосипед из подвала и отправилась к гостинице «Континенталь» на Адольф-Гитлер-Штрассе, чтобы съесть там щавелевого супа с куском мяса. Такую радость она доставляла себе два раза в месяц по воскресным дням. После обеда она поехала к каналу, а затем свернула в южном направлении, направляясь к выезду из города. Она намеревалась до вечера успеть вернуться к богослужению в соборе, город Мюнстер отмечал праздник материнства Марии.
Поскольку солнце пригревало еще достаточно сильно, то она прилегла в осеннюю траву на крутом берегу канала, заснула и пробудилась лишь за полчаса до начала богослужения. Позднее она напишет мужу, что дева Мария простерла над нею свою руку, которая уберегла ее и позволила ей выспаться вдоволь. Она могла бы еще успеть на богослужение, но на Вольбекерштрассе ее застал врасплох вой сирен. Она столкнула свой велосипед в нишу у одного из подвалов и бросилась бежать к бомбоубежищу на Манфред фон Рихтгофенштрассе, которым всегда пользовалась, когда тревога заставала ее во время работы в магазине. Она удивилась тому, что вражеские бомбардировщики налетели среди бела дня, к тому же не в обычное воскресенье, а именно в день материнства Марии. О том, что богослужение не могло быть начато из-за того, что с последним ударом колокола бомба упала перед входом в собор, она узнала лишь на следующий день. Двадцать минут потребовалось 336 «Летающим крепостям», чтобы сбросить свой груз над Мюнстером. Ильза Пуш в целости и сохранности покинула бомбоубежище, нашла у входа в подвал велосипед, также не пострадавший, и наверняка поехала бы на нем на Везерштрассе, если бы не увидела дым, окутавший собор. Вольбекерштрассе была вся в огне, языки пламени поднимались к небу также и у площадей Роггенмаркт и Михаэлисплац. Она решила узнать, что стало с бакалейной лавкой, принадлежавшей супругам Пуш. Огонь туда не добрался, но посреди улицы зияла глубокая воронка. Авиационная бомба снесла переднюю часть дома, дверь в магазин и витрина исчезли, искореженные консервные банки катились ей навстречу по тротуару. В отличие от прилавка, разбитого осколками бомбы, подсобное помещение не пострадало, повешенная
Ильза торопилась быстрее доехать до улицы Везерштрассе. Скорее прочь от пламени, которое бушевало в городском квартале Мюнстера, являвшемся его символом.
Ей пришлось съехать с Вольбекерштрассе, потому что там было невыносимо жарко. Близлежащими улочками она выбралась в более прохладное место, нашла свою квартиру в сохранности, бросилась на кушетку и вновь разрыдалась.
Она не представляла, что ей следовало написать ему. Он присылал ей четкие оптимистические сообщения о том, что по всем направлениям они продвигались вперед и вносили свой вклад в близкий разгром врага. Следовало ли ей сообщать ему, что его бакалейной лавки больше не существует?
Вместо этого Ильза рассказала Вальтеру Пушу в своем письме, направленном полевой почтой, о несчастье, случившемся с собором во время праздника материнства Марии. Она написала ему также о том, что епископ Гален из церкви Святого Ламберти своими руками пытался потушить пожар, но это не помогло, и теперь там нельзя молиться. Но она умолчала о том, что на следующий день видела на улице Гроитшгассе грузовик, набитый трупами. Она вычеркнула предложение «как печально в нашем прекрасном Мюнстере», чтобы ее не приняли за человека, который наушничает, является нытиком и брюзгой.
О том, что произошло с магазином мужа, она решилась написать ему в Россию лишь спустя три недели. К тому времени ей стало известно, что бакалейные лавки продолжат свою работу. Власти пообещали ей выстроить барак, где она могла бы, как и прежде, принимать продовольственные карточки и выдавать по ним сахар, муку и крупу.
Я обещала навестить ее в Мюнстере. Ну, вот я и прибыла сюда, неспешно иду от вокзала к центру и удивляюсь тому, как превосходно был восстановлен город. Все церкви выглядят так, будто с ними никогда не происходило ничего плохого. Ратуша в первозданном своем великолепии готовилась к празднованию очередной годовщины Вестфальского мира. [77]
77
Подписан был в Мюнстере в 1648 году после окончания 30-летней войны.
Сегодня Ильзе Пуш было бы 92 года. Фотографии ее у меня нет, но мне она кажется похожей на Лале Андерсен.
Без труда нахожу я Вольбекерштрассе, но не обнаруживаю никаких следов бакалейной лавки Пуша. Люди, с которыми я заговариваю, такой фамилии не знают. В администрации чиновники делают удивленные глаза. Какое дело Ребеке Ланге, урожденной Розен, до старой бакалейной лавки и до женщины, к которой я вообще не имею родственного отношения? Я стараюсь им это объяснить. Под конец, когда они уже начинают вникать во всю эту историю, я позволяю себе такое замечание:
— Кто теперь скажет, что я не родственница Ильзе Пуш? — После этого они, я это вижу по их глазам, принимают меня за сумасшедшую.
Тем не менее, я узнаю следующее: в начале 1944 года Ильза Пуш пережила еще одну бомбежку. Поскольку ее лавка находилась в деревянном бараке, то больших усилий для возникновения пожара не требовалось, достаточно было искры. Она продолжала оставаться хозяйкой бакалейной лавки Пуша, но в тот момент, когда английские танки завернули в Мюнстер, она была скорее уже на вторых ролях. После войны здесь был устроен магазин деликатесных товаров, и, наконец, он стал называться «Лавкой тети Эммы». [78] Когда на противоположной стороне открылся супермаркет, то Ильза Пуш посчитала целесообразным досрочно уйти на пенсию.
78
Сеть магазинов после войны по продаже мелких товаров.