Отель на краю ночи
Шрифт:
Каждый из них сознавал, чего хочет, знал, что его ждет, и наслаждался каждой секундой прелюдии, находя такое же удовольствие в предвкушении, как и в самом акте. Анна запустила пальцы в волосы Егора, прижала его лицо к своему мокрому животу. Затем закрыла глаза. По телу ее пробежала судорога, голова запрокинулась, из приоткрытого рта вырвался стон.
Потом он поднялся, поцеловал ее в губы и сказал просто и спокойно:
– Я хочу тебя.
Сердце Анны учащенно забилось. Она уже забыла, как
– Я хочу тебя, – повторил он.
– Да, – выдохнула Анна. Ее кожа затрепетала от прикосновения его языка. У Анны еще хватило сил проговорить: – Не слишком ли быстро все происходит?
Затем ее подхватило теплое течение. Тело потеряло привычную тяжесть и слегка приподнялось… Анна снова застонала и закусила губу, когда Егор наконец вошел в нее.
Глава 3
Аум-тум
Дум-тум… Дум-тум… Дум-тум…
Деревянная нога старухи гулко стучала об пол. Она шла через дом, чуть прихрамывая, тяжело опираясь на узловатую палку с резиновым наконечником, которую сжимала в морщинистой руке.
Дум-тум… Дум-тум… Дум-тум…
В доме, добротном деревенском пятистенке, стоял предрассветный полумрак. Небо за окном чуть посветлело, но солнце еще не взошло. Пашка Крушилин лежал в постели, подтянув одеяло до самого подбородка, и с ужасом смотрел на дверь. На дощатую, выкрашенную белой краской дверь, из-за которой доносился ритмичный стук.
Дум-тум… Дум-тум… Дум-тум…
Пашке было шесть лет, и через год он собирался пойти в школу. Он знал, что уже взрослый, а взрослые ничего не должны бояться. Но как, если ты проснулся среди ночи, а вокруг тебя – темнота и где-то там, за дверью, – страшная мертвая старуха, которая неумолимо, шаг за шагом приближается к двери комнаты.
Дум-тум… Дум-тум… Дум-тум…
Старая ведьма шла медленно, не торопясь. Она не спешила, поскольку знала, что Пашке некуда бежать. Ее изрытая морщинами кожа напоминала старую, трухлявую, пожелтевшую бумагу.
Время от времени старуха приподнимала голову и втягивала ноздрями воздух, чтобы удостовериться, что идет в нужном направлении. Ее верхняя, покрытая черными грубыми волосками губа приподнималась, как у рассерженного пса, и из горла вырывалось глуховатое рычание. Передних зубов у старухи не было. Но четыре крепких клыка торчали из зловонного рта, как кривые гвозди, вбитые в кусок высохшей, сморщенной деревяшки.
Дум-тум… Дум-тум… Дум-тум…
Деревянная нога продолжала мерно стучать об пол, и стук этот по мере приближения старухи становился все громче и громче.
Пашка почувствовал, как вспотел под одеялом. Но, несмотря на это, ему было холодно. Страшно холодно. Он не понимал, откуда знает про
Дум-тум… Дум-тум… Дум-тум…
Внезапно стук прекратился. Пашка понял, что старуха остановилась перед дверью комнаты и теперь нашаривает дверную ручку. Он даже уловил едва слышный шорох – шорох, который производили узловатые пальцы старухи, касаясь дощатой поверхности двери.
Дверная ручка медленно поползла вниз.
– Нет… – заплакал Пашка, судорожно сжимая пальцами край одеяла. – Нет… Пожалуйста…
Замок сухо щелкнул, и дверь с отвратительным скрипом приоткрылась. Черный силуэт старухи застыл на фоне больших, источающих мертвый свинцовый свет окон.
Старуха перекинула деревянную ногу через порог и заковыляла к постели Пашки.
Дум-тум… Дум-тум… Дум-тум…
Пашка вжался в постель.
– Пожалуйста… – прошептал он сквозь слезы. – Пожалуйста, не надо…
Старуха остановилась возле кровати, наклонилась и оскалила желтые клыки, обдав лицо Пашки зловонным, гнилостным дыханием.
– Я пришла… – проговорила она скрипучим голосом и протянула к лицу Пашки костлявые пальцы, увенчанные кривыми когтями.
Пашка с головой накрылся одеялом и завопил от ужаса. Когда он вновь откинул с лица одеяло, свет в комнате был включен, а перед кроватью стояла мать.
– Что случилось? – спросила она встревоженно. – Почему ты кричал?
– Ведьма идет за мной, – дрогнувшим от ужаса голосом пробормотал Пашка.
Мать присела на край кровати и погладила его по волосам.
– Это всего лишь сон, – мягко сказала она. – Ведьм не бывает.
– Но я слышал шаги.
Мать улыбнулась.
– Это стучало твое сердце. Ты прижался головой к подушке и слышал стук собственного сердца.
«Верно», – подумал Пашка.
На всякий случай он опустил голову на подушку и прижал ухо к прохладной ткани наволочки. «Дум-тум… Дум-тум… Дум-тум…» – услышал он.
– Пап, ты чего?
Крушилин открыл глаза, сощурился от яркого света и посмотрел на сына, стоявшего возле кровати.
– А? – хрипло проговорил он. – Данька… Ты чего здесь?
– Ты кричал во сне, – сказал Данил, с удивлением глядя на отца.
Крушилин облизнул пересохшие губы и выдохнул:
– Ничего. Живот скрутило.
Данил нахмурился.
– Это из-за устриц, – сказал он. – Ты вчера съел их больше трех дюжин.
– Да… Пережрал.
Крушилин оторвал встрепанную голову от подушки, сел и свесил с кровати огромные босые ноги. Затем потер пальцами опухшие веки и смачно зевнул.