Отель «Нью-Гэмпшир»
Шрифт:
— Не пускайте их, это черномазые! — закричал Честер Пуласки, плотнее кутаясь в жакет женского декана.
Мужской декан смело открыл дверь; какое-то время у него ушло на то, чтобы договориться с секретной полицией Младшего Джонса, которая служила в школе Дейри отменно законспирированной и вообще превосходной рукой закона.
— Ради всего святого, Младший, — сказал декан. — Это уже зашло слишком далеко.
— Кто там? — крикнула женский декан из ванной, когда Ленни Метца внесли в гостиную декана и положили на каменную плиту
— Я сознаюсь! — закричал он.
— Да уж куда тебе деться, — сказал Младший Джонс.
— Я это сделал! — закричал Ленни Метц.
— А то кто же, — согласился Младший Джонс.
— И я тоже в этом участвовал! — воскликнул Честер Пуласки.
— А кто сделал это первым? — спросил Младший Джонс.
— Чиппер Доув! — прокричали стоявшие сзади. — Доув сделал это первым.
— Вы все уловили? — спросил Младший Джонс декана. — Вам ясна картина?
— Что они сделали… и с кем? — спросил декан.
— Групповуха с Фрэнни Берри, — ответил Младший Джонс, как раз в тот момент, когда женский декан показалась из ванной.
Она увидела маячащих в дверях, как хоровое общество из какой-то африканской страны, черных атлетов и завизжала опять; она снова закрылась в ванной комнате.
— А теперь я схожу за Доувом, — сказал Младший Джонс.
— Поаккуратнее, Младший, — воскликнул декан. — Ради бога, поаккуратнее.
Я был с Фрэнни; мать и отец пришли в медпункт с ее одеждой. Тренера Боба оставили за няньку с Лилли и Эггом, как в старые времена. Но где был Фрэнк?
Отец загадочно сказал, что Фрэнк ушел с поручением. Когда отец услышал, что Фрэнни «избили», он ни на минуту не сомневался в самом худшем. И он знал, что Грустец будет первым, что она попросит, когда окажется у себя в постели.
— Я хочу домой, — будет первое, что она скажет, а следующей фразой будет: — Я хочу, чтобы Грустец спал со мной.
— Может быть, еще не поздно, — сказал отец.
Он оставил Грустеца в ветлечебнице перед началом футбольного матча. Если у ветеринара выдался беспокойный день, возможно, что старый пердун еще жив и сидит в какой-нибудь клетке. Фрэнку было поручено сходить и проверить.
Но и здесь все вышло как со спасательной экспедицией Младшего Джонса; Фрэнк пришел слишком поздно. Он разбудил ветеринара стуком в дверь.
— Как я ненавижу Хэллоуин, — возможно, проворчал ветеринар, но его жена сказала ему, что пришел один из мальчиков Берри, спросить про Грустеца.
— Ох-хо-хо, — сказал ветеринар. — Извини, сынок, — сказал ветеринар Фрэнку, — но твоя собака отошла в мир иной сегодня после обеда.
— Я хочу увидеть его, — сказал Фрэнк.
— Ох-хо-хо, — сказал ветеринар. — Пес уже мертв, сынок.
— Вы его похоронили? — спросил Фрэнк.
— Как это мило, — сказала жена ветеринара мужу. — Пусть мальчик похоронит свою собаку, если он так хочет.
— Ох-хо-хо, —
Фрэнк сразу же увидел пердуна; Грустец уже начал коченеть, но Фрэнк все же умудрился запихать мертвого черного Лабрадора в большую дорожную сумку. Ветеринар и его жена не знали, что у Фрэнка и в мыслях не было хоронить Грустеца.
— Слишком поздно, — прошептал Фрэнк отцу, когда мать, отец, Фрэнни и я пришли домой, в отель «Нью-Гэмпшир».
— Господи, я вполне могу идти сама, — сказала Фрэнни, потому что все пытались идти с ней рядом. — Ко мне, Грустец! — позвала она. — Иди сюда, мальчик мой!
Мать заплакала, и Фрэнни взяла ее руку.
— Мам, — сказала она, — со мной действительно все в порядке. Никто не тронул меня внутри, я думаю.
Отец начал плакать, и Фрэнни взяла и его руку. Я, кажется, плакал всю ночь, и я весь выплакался. Фрэнк отвел меня в сторону.
— Какого черта, Фрэнк? — спросил я.
— Иди, посмотри, — ответил он.
Грустец, все еще в дорожной сумке, лежал под кроватью в комнате Фрэнка.
— Господи, Фрэнк! — сказал я.
— Я собираюсь сделать его для Фрэнни, — сказал он. — К Рождеству.
— К Рождеству, Фрэнк? — переспросил я, — Сделать его?
— Я сделаю из Грустеца чучело, — сказал Фрэнк. Любимым предметом в школе Дейри у Фрэнка была биология, диковатый курс, который вел таксидермист-любитель по имени Фойт. Фрэнк с помощью Фойта уже сделал чучела белки и странной оранжевой птички.
— Боже милостивый, — сказал я. — Не знаю уж, понравится ли это Фрэнни.
— Это будет самое лучшее, после живого Грустеца, конечно, — сказал Фрэнк.
У меня такой уверенности не было. Мы услышали, как внезапно взорвалась Фрэнни, и поняли, что отец сообщил ей новость о Грустеце. От горя Фрэнни немного отвлек Айова Боб. Он порывался самолично пойти и найти Чиппера Доува, и потребовалось немало усилий, чтобы отговорить его от этого. Фрэнни захотела еще раз принять ванну; я лежал в кровати и слушал, как наливается вода. Затем я встал, подошел к двери ванной и спросил, могу ли я что-нибудь для нее сделать.
— Спасибо, — прошептала она, — и верни мне вчерашний день… и большую часть сегодняшнего… Я хочу туда обратно.
— Это все? — спросил я. — Только вчера и сегодня?
— Это все, — сказала она. — Спасибо.
— Я сделаю это, если смогу, Фрэнни, — сказал я.
— Знаю, — сказала она.
Я услышал, как она медленно погрузилась в ванну.
— Я в порядке, — прошептала она. — Никто не сумел трахнуть настоящую меня, внутри.
— Я люблю тебя, — прошептал я.
Она ничего не ответила, и я вернулся в постель.