Отель «Оюнсу»
Шрифт:
До границы с белым народом дошли за полтора дня и долго скрывались в снегах и растительности, выслеживая дозорные отряды великанов. К удивлению вождя, обнаружить белых так и не удалось. Многие из воинов решили, что Белые Великаны заметили их приближение заранее и теперь хорошо прячутся, наблюдая за ними издали. Пришлось провести на границе весь день, а ночью с предельной осторожностью отойти от места стоянки вдоль рубежа на большое расстояние. Следующий день провели на новом месте, не вылезая из отрытых в глубоком снегу берлог, но дозоры белых воинов заметить никто не смог. Наконец вождь решился на пересечение рубежа. Его отряд дождался предрассветного мрака и ступил на земли Белых Великанов. Вскоре выяснилось, что во всей округе нет никаких следов дозорных порубежников, и вождь вздохнул спокойно. Выходит, белые действительно покидают эти места, раз
К долине Су шли самым долгим путем. Он проходил вдали от торговых троп и поселений, это были узкие стежки диких зверей, недостаточно просторные для человека, но вождь не замечал усталости. Его цель близко, и с каждым шагом жажда мести кипела внутри всё сильнее. На поиски прохода в долину ушел весь остаток дня, и входить в неё решили с первыми лучами солнца. Судя по расположению окружающих долину сопок, размеры её совсем невелики и коварных подлецов удастся разыскать быстро. Где бы они ни укрылись, месть их настигнет! Едва забрезжил рассвет, вождь сжал в руках копьё Хэсуды и первым вошел в долину, решительно попирая снегоступами лежалый снег. Выискивать ненавистных врагов не пришлось. Долина действительно оказалась мала и чашеобразна, оправдывая своё название. Её центр был лишен растительности, и стоящую в нем охотничью хибару Белых Великанов было видно, как на ладони. Над дымоходом очага курился легкий дымок, и вождь почувствовал, как его разум захлестывает дикая злоба. Час расплаты пробил, и никакое черное колдовство не поможет подлому убийце.
– Возлюбленный мой Лицуро! – Чиука вновь заключила его в объятия. – Возвращайся скорее! Я начинаю скучать, едва вижу тебя приготовляющимся к охоте! Пожалуйста, добудь оленя, как в прошлый раз, и нам не придется расставаться несколько дней!
– Наша долина невелика, – улыбнулся охотник. – Здесь живут лишь две оленьих семьи, и они ведут себя очень осторожно с тех пор, как я застрелил одного из самцов. Но я обязательно исполню твою просьбу, любимая Чиука! Я могу убить хоть всех оленей ради тебя!
– Обещай, что вернешься скоро! – она сделала шаг назад, отпуская Лицуро, но тут же прильнула к нему вновь. – К полудню я закончу выделку соболиной шкурки, подготовлю брачное ложе, костры для танца и буду ожидать тебя с нетерпением! Если к тому времени ты не добудешь зверя, всё равно возвращайся, у нас есть ещё немного запасов!
– Я вернусь точно в срок с тушей огромного оленя! – пообещал он, сливаясь с любимой в поцелуе. – Опоздать на твой танец выше моих сил! – Охотник запахнул одежды, надел перевязь с колчаном и подобрал лежащие у порога снегоступы. – Вдали от тебя каждый миг проходит в тоске и желании скорее вернуться домой и обнять тебя! – Он подошел к выходу и улыбнулся на прощание: – Я скоро вернусь к тебе, моя Чиука!
Лицуро откинул полог и распахнул входную дверь. Едва он шагнул за порог, как в воздухе раздался короткий множественный свист и десяток стрел вонзились в его тело. Лицуро замер, неловкими движениями пытаясь ухватиться за торчащее из горла тонкое древко, и рухнул внутрь лачуги под истошный вопль ужаса Чиуки. Едва его тело упало на дощатый пол, в жилище ворвались воины, на ходу срывая с входа полог. Несколько человек схватили обезумевшую от ужаса Чиуку, остальные окружили тело Лицуро и расступились, пропуская к нему своего предводителя. Вождь подошел к подрагивающему в агонии охотнику, взмахнул копьем и с силой вонзил его в сердце Лицуро. Хруст ломающихся костей и рвущейся плоти потонул в крике Чиуки, и вождь с мрачной улыбкой навалился на древко, проворачивая копьё в ране. Тело охотника судорожно дрогнуло и затихло навсегда. Вождь пнул его ногой и развернулся к бьющейся в руках воинов молодой женщине.
– Я пронзил черное сердце твоего супруга копьем Хэсуды! – сообщил он со зловещей улыбкой, медленно приближаясь к ней. – Тебя же я убью его ножом! Тем самым, что нанес тогда победный удар, но был запутан коварным и подлым колдовством! Справедливость восторжествует! Великий Дракон с удовольствием примет от меня эту жертву!
Вождь рывком выдернул из ножен кинжал, и отточенное медное лезвие сверкнуло в солнечных лучах, пробивающихся через распахнутый настежь вход. Воющая от горя Чиука обмякла и повисла на руках удерживающих её воинов, сверкая закатившимися белками глаз. Вождь подошел ближе, как вдруг она рванулась всем телом, вырываясь из ослабевшей хватки не ожидавших от неё
– Мерзкая черная колдунья! – вождь, обливаясь кровью, вскочил и подобрал выроненный нож. – Я воздам тебе за всё! Ты будешь подыхать медленно! Поднимите её и распахните одежды!
Скрутившие избитую Чиуку воины рывком поставили её на ноги, торопливо срезали застежки и сорвали с неё верхнюю одежду. Орошающий пол кровавыми каплями вождь, визгливо рыча от бешенства, приблизился к ней и оскалился в звериной улыбке. Он взмахнул ножом и вонзил его молодой женщине в живот, пристально глядя хрипящей жертве в глаза.
– Это ещё не всё, подлая ведьма! – вождь с наслаждением налег на рукоять ножа, вспарывая сипящей от жестоких страданий красавице брюшную полость. – От этой раны тебе не умереть быстро, не надейся! На улицу её! И эту гнилую падаль, что лежит у входа, туда же! Тащите жерди и веревки!
Истекающую кровью хрипящую Чиуку выволокли из лачуги и швырнули в снег. Сколько времени ей пришлось пролежать, она понять не могла, казалось, что жестокие мучения длятся вечно. Едва терзаемое нестерпимыми страданиями сознание начинало тонуть в горячечном бреду, боль вспыхивала с новой силой, из пылающего надорванными связками горла вырывалось надсадное сипение, взор прояснялся, и Чиука сквозь кровавую пелену видела вождя. Тот стоял рядом, наблюдая за её мучениями, и старательно следил, чтобы сознание не покинуло её и забытье не принесло облегчения. Как только её глаза начинали мутнеть, он вонзал древко копья в рану на животе и шевелил им, возвращая Чиуку к реальности.
Потом мир вокруг неё перевернулся, и вспоротый живот обожгло столь жестокой болью, что на какое-то время она потеряла сознание. Но избавление от мучений не было долгим, её тотчас привели в чувство охапкой растираемого по лицу снега и хлесткими ударами по кровоточащим порезами щекам. Чиука открыла глаза, но не сразу поняла, что перед ней. Видеть мешали струи чего-то синюшно-багрового, тянучего и склизкого, загораживающие дневной свет. Тело быстро сковывало холодом, и терзающая тело боль словно деревенела, теряя остроту. Внезапно она поняла, что перевернута головой вниз и глаза её видят собственные внутренности, свисающие из вспоротого живота. Какая-то тень шевельнулась за ними, приближаясь, и нестерпимые мучения вернулись. Чиука дернулась от жестокой боли, но не смогла даже шелохнуться. Её привязали к перекрещенным жердям, вкопанным в землю, и лишь глаза ещё служили медленно умирающей красавице.
– Взирай внимательно, поганая мразь! – задыхаясь от яростной злобы, процедил знакомый голос, и приблизившееся пятно оказалось вождем. Он ногой раздвинул её свисающие внутренности так, чтобы не мешали смотреть, и ткнул острием копья туда, куда глядели её глаза. – Вы хотели быть вместе до самой смерти? Ваше желание исполнилось!
Он издевательски засмеялся, и Чиука засипела, не имея сил рыдать и кричать. Прямо перед ней, в нескольких шагах, на воткнутых в землю перекрещенных жердях головой вниз был распят Лицуро. Из тела охотника извлекли стрелы, его остекленевшие глаза смотрели прямо на неё, на лице застыла гримаса боли и недоумения. Потоки заледенелой крови густо покрывали его покрытое ранами тело, и совсем недавно затянувшийся глубокий шрам на лбу был залеплен кровавым льдом. Не сравнимая ни с какими телесными страданиями ужасающая боль вгрызлась Чиуке в сердце, и она едва слышно завыла от горя. Всё, что было прекрасного в её жизни, оказалось умерщвлено прежде, чем её душа отправится в одинокое и скорбное странствие к стопам Великого и жестокого Небесного Дракона.