Отель «Пастис»

Мейл Питер

— Привет, привет, где бы ты ни болтался. Не могу выразить словами, что здесь было, — общая тревога, человек за бортом, Лиз в одну ночь поседела, ищем здесь, ищем там…

— Меня не было всего-то два дня.

— Что я и говорил. Дайте, говорю, бедняге достать зубную щетку. Но ты их знаешь — не позволят побыть одному и пяти минут. А теперь хочешь хорошую новость?

— Всегда готов.

— Музыкант, который приходил смотреть дом, — ужасный человечишка, буквально запеленутый в кожу, — словом, дает очень хорошую цену при

условии, что сможет въехать в следующем месяце.

— Хоть завтра, был бы чек в порядке. Сколько он дает?

— На сотню тысяч ниже запрошенного.

— Два миллиона четыреста?

— Включая кровать. Он в восторге от кровати. Думаю, воображает, как он…

— Могу представить. О’кей. Скажи агентам, пускай оформляют.

— Займусь сейчас же. Передаю трубку Лиз, а то она уже корчит мне рожи. Гуляй. Не занимайся тем, чего бы не стал делать я.

— Боюсь, что вы не обрадуетесь, — сообщила Лиз, — но мистер Зиглер просит вас немедля вернуться в Лондон. Завтра здесь по пути в Нью-Йорк остановится президент фирмы Моргана, и мистер Зиглер полагает…

— Знаю, что полагает мистер Зиглер, — прервал его Саймон. — Он полагает, что надо пожать лапу президенту.

— Именно. Извините, но он очень разволновался, узнав, что вы уехали.

Саймон выглянул в окно. Солнце касалось верхушек оливковых деревьев, окрашивая листья в серебристо-зеленые тона. Дальше виднелись размытые маревом очертания Люберона. В тихом вечернем воздухе раздался всплеск воды — кто-то нырнул в бассейн.

— Лиз, понимая, что у мистера Зиглера может случиться сердечный приступ, я все же намерен остаться здесь.

— Хотите, чтобы я ему передала это?

— Нет, лучше позвоню ему сам, — вздохнул Саймон. — Не беспокойся. Я скоро перезвоню.

Он положил трубку и впервые за весь день поглядел на часы. Черт бы побрал этого Зиглера. Сбросив ботинки, вызвал Нью-Йорк.

Голос Зиглера повторяло слабое эхо, и Саймон был уверен, что тот переключился на динамик. Он любил орать, расхаживая взад и вперед. Саймона же это страшно раздражало.

— Боб, скажи мне одну вещь. Твоя секретарша с тобой?

— Конечно. Здесь, рядом. А что?

— Ты все еще пытаешься ее трахнуть?

— О, черт. — Последовало молчание, потом раздался щелчок: Зиглер выключил динамик и взял трубку. Голос стал слышнее. — Ничего себе шуточки, черт бы тебя побрал!

— Теперь слышу тебя лучше. Что там за паника?

— Завтра в Лондон прилетает клиент, который стоит тридцать миллионов долларов, а ты болтаешься во Франции. И это ты называешь бизнесом?

— Я называю это отпуском, Боб. Вспоминаешь об отпуске?

— Клал я на отпуск. Укладывай чемодан.

— Никуда я не поеду. Все, что он хочет, так это чтобы с ним поужинали и немножко перед ним полебезили. Джордан вполне с этим справится.

— Не верю своим ушам. Тридцать миллионов долларов, а ты, черт побери, не можешь на один день оторвать свою

задницу.

— Тебе, как и мне, хорошо известно, что мы твердо стоим на ногах и нет никакой необходимости всякий раз устраивать цирк, когда в Лондоне проездом останавливается какой-нибудь клиент. В конце-то концов я возглавляю рекламное агентство, а не контору по найму спутниц.

— Вот что я тебе скажу: оттуда, где ты торчишь, ты ни хрена не возглавляешь.

— Я не еду, Боб.

— Тогда поеду я.

Линия замолчала. Саймон почувствовал огромное удовлетворение. Годами при виде клиента по привычке рекламного агента ему приходилось вытягиваться по струнке и следовать процедуре, неправильно называемой гостеприимством, развлечением. Ничего подобного. Это был тяжелый труд с ножом и вилкой в руках, к тому же надо было притворяться, что тебе это страшно интересно. За одним-двумя исключениями люди, с которыми Саймону пришлось провести большую часть жизни, ему до смерти надоели. Некоторых из них, бандитов из крупных корпораций, использовавших средства на рекламу в качестве наступательного оружия, он просто презирал. Но они ему платили. И он стал испытывать отвращение к их деньгам. Что он — устал и размяк? Или же, наоборот, взрослеет?

Он поужинал на террасе наедине с панорамой шириной в десяток миль. С удовольствием представил Зиглера, застрявшего в пробке по пути в аэропорт Кеннеди. «Конкордом» в Лондон, подержаться за руку клиента и «Конкордом» обратно в Нью-Йорк. Еще одна славная победа на благо отношений агентства с клиентами и еще один удар по пищеварению. Саймон достал сигару и не спеша побрел к себе в коттедж. Было еще тепло, ясное небо усеяно звездами, из кустов неслось неумолчное стрекотание цикад. С радостью предвкушая завтрашний день, моментально заснул.

Дни тянулись долго, но пролетали в общем-то незаметно. Саймон обследовал окрестные деревни, добрался на машине до голой белой вершины горы Ванту, побродил среди развалин замка маркиза де Сада в Лакосте, подолгу просиживал в кафе. Каждый вечер в отеле его ожидали сообщения из Лондона, которые казались странно далекими от действительности, когда он проглядывал их, сидя босиком на веранде. Он все чаще сравнивал окружающий его покой с раздуваемыми до размеров кризиса тривиальными событиями в агентстве. Простая жизнь бросала вызов бизнесу.

Пришло время думать о возвращении. Дюкло, должно быть, отремонтировал «порше», только странно, что не позвонил. Саймон решил завтра с утра отправиться в Брассьер и, после того как заберет машину, может быть, пообедать с обладательницей идеально загоревшей шеи. Он нашел нацарапанный на спичечной коробке номер телефона Николь.

— Николь? Это Саймон Шоу.

— А, пропавший англичанин. Где ты пропадал?

— Извини. Собирался позвонить, но…

Николь рассмеялась.

— Должно быть, провансальская болезнь — откладывать на завтра.