Отель «Пастис»
Шрифт:
— Мою голову? — удивленно переспросил Паркер.
— Неужели никто вам не говорил? Разительное сходство с одним из римских императоров. С Августом, если не ошибаюсь.
Проходивший мимо Эрнест поднял брови и закатил глаза. На нем был собственный вариант традиционного провансальского костюма — белая рубашка, черные брюки и жилет — с изысканным добавлением в виде широкого кушака в красную и зеленую полоску. Со стаканами в обеих руках он поспешил к лестнице и одобрительно оглядел Николь.
— Как приятно, — произнес он, — видеть приличное платье. Вы образец элегантности, мадам.
Саймон наклонился, чтобы
— Не знал, что ты член «Гаррик-клуба», Эрн.
— Нет, дорогой, но обожаю эти цвета. Пошли. Все в сборе.
Телохранители Паркера, в костюмах и тяжелых башмаках, с несколько ошалелым выражением лиц слушали рассуждения дядюшки Уильяма об импрессионистах. Бун, отмытый и жизнерадостный, украдкой, но с огромным интересом заглядывал в вырез нового платья, которое наконец смогла продемонстрировать ему уже порозовевшая от выпитого шампанского Франсуаза. Хэмптон Паркер, бегло, но с сильным акцентом говоривший по-французски, был увлечен разговором с мадам Понс. Доверив последние приготовления помощнику, она явилась в своем самом великолепном ниспадающем широкими складками темно-синем платье и на головокружительно высоких каблуках. Миссис Гиббонс выискивала упавшие орехи и спящих ящериц. Эрнест украсил ее ошейник красно-бело-синей лентой, делавшей собаку позорно похожей на полкового козла.
Николь взяла Саймона под руку.
— Теперь лучше?
Он кивнул. Все было так, как он представлял несколько месяцев назад: великолепная погода, веселые довольные люди, ужин под звездами, отель, о котором можно мечтать. Тогда он не знал, что, кроме денег, для этого нужно так много: физическая выносливость, терпение, такт, бесконечное внимание к мелочам, врожденное гостеприимство. Все эти качества продемонстрировал Эрнест.
— Интересное дело, — сказал он. — Когда я сегодня проснулся, то наконец кое в чем признался самому себе. Я в жизни гость. Потрясающе хороший гость. Но боюсь, что хозяин из меня никогда не получится.
— Знаю, — сжала его руку Николь. — Но ты старался.
Эрнест постучал ножом по стакану. Разговоры прекратились. Оглядев присутствующих, он поднял стакан.
— Прежде чем мы умрем от наслаждения за приготовленным для нас славной мадам Понс ужином, я хотел бы предложить тост за нашего почетного гостя.
Дядюшка Уильям изобразил на лице, как он надеялся, подобающую случаю сдержанную улыбку и посмотрел вниз, в порядке ли ширинка.
— За нашего юного Буна. Приветствуем тебя в добром здравии. Нам тебя не хватало.
Бун, кивая головой и переступая с ноги на ногу, благодарно поднял банку с пивом. Хэмптон Паркер подал руку мадам Понс, и они, возглавив процессию (телохранители в трех шагах позади), стали подниматься по лестнице.
Ужин, по единодушному мнению, изложенному мадам Понс по-французски, по-английски и по-техасски, был вершиной кулинарного искусства. Салат из свежих овощей, где яркая мозаика из горошка, моркови, артишоков и тонких, со спичку, стручков фасоли контрастировала с матовым фаршем из ветчины и яичного белка; нашпигованная зубчиками чеснока баклажанная икра, обернутая розовыми ломтиками лососины; шербет из розмарина, чтобы подготовить вкус для красного вина и мяса; и, наконец, нежный ароматный барашек с пряными травами, жареным чесноком и так любимым Буном картофельным пирогом; дюжина сыров, от козьего
Даже дядюшка Уильям умолк и, забыв о своих творческих планах, довольно попыхивал взятой у Саймона последней «гаваной». Пресытившись обильной пищей и добрым вином, сидящие за столом лениво перебрасывались словами. Официанты подали кофе. Бун с Франсуазой, извинившись, скрылись в темноте. Эрнест с мадам Понс, не выпускавшей из рук стакана, пошли закрывать кухню. Хэмптон Паркер, поглядев на начавшего похрапывать дядюшку Уильяма, улыбнулся Саймону и Николь.
— Думаю, с моими ребятами он будет в порядке, а мы немножко пройдемся.
Оставив откинувшегося на спинку стула художника с телохранителями, они прошли через сад к бассейну. Хэмптон Паркер говорил, как бы размышляя вслух, но уверенным тоном человека, привыкшего, что его слушают. Вызванное похищением Буна потрясение заставило его задуматься о собственной жизни — большая часть ее прошла в самолетах и кабинетах, в погоне за сделками и деньгами, с которыми он не знал, что делать. Когда выпадало время, он ради собственного удовольствия разнообразил инвестиции — ничего крупного: островок в Карибском море, старый известный ресторан в Париже, несколько миль участка ловли лосося в Шотландии. Смолк, глядя на темнеющие за долиной горы.
— Буну понравились эти места, — заметил он. — Мы говорили с ним днем. Много говорили. И знаете что? Он пока не хочет возвращаться в Штаты. Говорит, что хочет поработать у мадам Понс, чтобы стать настоящим шеф-поваром.
— Он ей нравится, — сказал Саймон. — Никаких проблем.
Паркер сухо усмехнулся.
— Кажется, тут еще дело в девчушке. Откуда она?
— Живет здесь рядом. Дочка хозяина кафе.
— Похоже, милая крошка, — вздохнул Паркер. Загорелое лицо снова стало серьезным. — Вы уж меня извините. Я слишком стар, чтобы ходить вокруг да около. У меня к вам деловое предложение.
Они вошли в павильон и расположились в глубоких плетеных креслах, глядя на подсвеченную воду. Немного помолчав, Паркер улыбнулся Саймону.
— Можете в любой момент сказать, чтобы я заткнулся, — начал он, — но вот что у меня на уме. — Прикурив сигарету от видавшей виды серебряной «Зиппо», громко щелкнул крышкой. — Мне хочется пожить для себя, уделить больше внимания семье, иметь больше таких вечеров, как этот. — Глубоко затянувшись, наклонился вперед. — Хватаюсь за массу дел. Кажется, это относится к большинству из тех, кто начинал с нуля. Все мы считаем себя незаменимыми и всюду суем свой нос. Глупо, но такова уж человеческая натура. Наверное, сами не раз замечали.
Саймон кивнул, вспомнив некоторых своих старых клиентов — выбившихся из низов одаренных людей, не умеющих устоять перед мелочами.
— Диктаторы не любят передоверять дела другим, — заметил он.
— Верно. На этом и ломаются. — Паркер ухмыльнулся. — Так вот, перед вами диктатор, который под старость поумнел. — Он перешел на деловой тон. — О’кей. Одна из моих крупных проблем — это реклама. Как сказал один малый, половина денег, что я трачу на рекламу, вероятно, выбрасывается на ветер; беда в том, что я не знаю, какая половина.