Отель «Прага»

Столбова Татьяна

Лина посмотрела на свое отражение в витрине магазина. Она была красивой девочкой, и знала это. Тем не менее особым вниманием со стороны мальчиков пока не пользовалась, а потому и не обладала нужной уверенностью в себе. Впервые план покорения Антона Гиля показался ей глупым. Впервые за эти месяцы она засомневалась – а стоит ли вообще все это затевать?

Доводов против было множество. Довод за – один: ей очень хотелось подружиться с Антоном. Для нее наступал тот период, который почти никогда не приносит конкретных результатов, но служит первым опытом в постижении отношений полов.

На Алтае ее внимание привлек один мальчик, ее ровесник. Некрасивый, невысокий, крепкий

и широкий в плечах, молчаливый и спокойный, он, тем не менее, был ей чем-то интересен. Может, тем, что она всегда видела его за каким-нибудь делом. А может, тем, что он никак не реагировал на выпады Марго. Или, может, Лина просто замечала на себе его редкие и словно обжигающие взгляды. Но к концу пребывания в той алтайской деревне она уже думала о нем довольно часто, едва ли не чаще, чем о Гиле. И порой даже фантазировала, представляя себя с ним: как они сидят на берегу озера и она рассказывает ему о своих мечтах. Как они вместе идут в лес за ягодами (опять вылез этот лес, но что поделать, с фантазией у Лины всегда была проблема) и он набирает в туес больше нее, а потом перекладывает свои ягоды к ней и уже у нее становится больше.

Он жил в доме напротив, деревянном, покосившемся, с наполовину разобранной крышей. У него была только мать. Лина слышала от кого-то, что он собирается бросить школу и пойти работать. Это казалось ей странным. Жизнь предлагала огромное количество разных вариаций, давала шансы – только бери. А он почему-то брал самое скучное. То, что не обещало в будущем никаких наград. То, что вообще делало все будущее каким-то печально предсказуемым и безысходным.

А потом она рассорилась и подралась с Марго. И в последний день, перед самым отъездом, думала только об этой ссоре, переживала ее заново, строила планы мести сестре, а о Гиле и этом мальчике забыла. Вспомнила на минутку, когда уже были на полпути к вокзалу, и тут же снова забыла.

Но этот интерес к временному соседу тоже лег в ее копилку первого опыта отношений.

Дождь внезапно перестал, небо прояснилось. Похоже, план все-таки удастся претворить в жизнь. Лина еще раз бросила взгляд на свое отражение в витрине и пошла домой. Мокрый асфальт блестел перед ней, вдалеке переливаясь и словно плавясь. С деревьев капала вода. Зато воздух стал таким свежим, что дыхание перехватывало, и почему-то хотелось радости, восторга, хотелось жить.

Настроение у Лины заметно поднялось. Она прибавила шаг. На другой стороне улицы стояли и болтали две ее одноклассницы. Лина не видела их с конца мая, и в другой раз с удовольствием перешла бы дорогу и задержалась с ними минут на двадцать, обсудила бы прелести длинных летних каникул и небольшие, но приятные приключения, а заодно выслушала рассказы девочек. Но только не теперь. Они заметили ее, окликнули. Лина сделала вид, что не видит и не слышит их, быстро прошла мимо и свернула на соседнюю улицу.

***

Ее собственный велосипед от частых поездок и небрежного обращения давно стал какого-то дешевого, затрапезного вида. Да к тому же он был мальчишеский, Лина сама в позапрошлом году просила у родителей именно такой. Модница Марго всегда была сообразительнее в бытовом плане, и у нее велосипед был дамский, а краска на нем, в отличие от Лининого, нисколько не облезла. Вот почему Лина кроме одежды решила позаимствовать у сестры и велосипед. Марго, считающая себя уже взрослой, давно им не пользовалась, но и Лине не позволяла к нему даже прикасаться.

Вообще все вещи Марго считались (она сама их таковыми считала) исключительно ее личной собственностью, а вот на вещи Лины, по ее мнению, распространялись принципы коммунизма. Они

были «наши», «общие». Бесполезно было отнимать у нее заколку, или пояс, или тушь, или помаду, если Марго решила их взять. Сестра была выше, крупнее, сильнее, и не стесняясь отталкивала младшую, когда та пыталась отстаивать свое право на личную собственность. Также бесполезно было жаловаться родителям. Отец старался никогда не вмешиваться в женские склоки, а мама увещевала не ссориться, не жадничать, помириться и поцеловать друг друга. Лина скорее поцеловала бы жабу, чем родную сестру. И она давно уже привыкла никому не жаловаться, а либо терпеть, либо давать сдачи.

Сегодня Марго предстояло ответить за весь ее многолетний бандитизм. Правда, в план Лины не входило, чтобы сестра узнала о возмездии. Потому что возмездие сие было лишь побочным эффектом, а истинная суть хищения собственности Марго состояла, все-таки, совсем в ином.

По дороге домой Лина вспомнила, что вчера в город должна была вернуться Вера, ее давняя и единственная подруга. И она решила зайти к ней. Конечно, обсуждать с Верой свои безумства Лина не собиралась, зато собиралась рассказать про поездку на Алтай, про мальчика-соседа, про рыбалку на озере, про подлое убийство зайца, совершенное охотником из их деревни, про ссоры с сестрой и жестокую драку с ней же.

Вера была дома, визиту Лины очень обрадовалась. Они вытащили на балкон стулья и маленькую табуретку вместо стола, который тут не поместился бы; принесли чай и вазочку карамели; включили магнитофон. Весь этот ритуал они проделывали и прежде. Так хорошо было в хорошую погоду сидеть на балконе, болтать о разном и с высоты пятого этажа смотреть на окрестности – все вокруг казалось таким небольшим, незначительным и словно игрушечным: низкие дома, крыши или стены которых проглядывали меж буйно-кудрявых зеленых крон деревьев, маленькие машины и люди, серые ряды приземистых гаражей.

Вера рассказала, как провела лето. Две смены в лагере и три недели у бабушки в Архангельске – это было здорово. Она показала Лине тетрадочку, куда записала адреса новых друзей. Четыре страницы, аккуратно заполненные именами и фамилиями не только девочек, но и мальчиков, украшенные сердечками, нарисованными вместо их подписей, неожиданно вызвали в Лине не то чтобы черную, но близкую к этому цвету зависть. После такого неудобно было и рассказывать про какого-то алтайского мальчика, одного-единственного, да и то не ставшего не то что другом, но даже знакомым. Они ведь, вспомнила Лина, даже и парой слов не перебросились. Только взглядами. А что можно рассказать подруге про взгляды, если та уже успела дважды поцеловаться с каким-то душкой Артуром, зеленоглазым блондином из старшего отряда.

Конечно, Вера могла и приврать. Может, он и не был зеленоглазым блондином. Может, он был кривоногим брюнетом с такими крошечными глазками, что цвета и не разберешь. Может, и звали его не красивым именем Артур, а, к примеру, Титом или Емельяном.

Это говорила зависть, Лине хватило ума признаться себе. Вера не была склонна к лжи, и к преувеличению тоже. Разве что чуть-чуть. Но, слушая оживленный рассказ подруги, Лина все равно не могла заставить себя забыть о собственных скучных каникулах и невольно все сравнивала – своего алтайского мальчика и Вериного блондина из старшего отряда, свою ужасную сестру и Вериных подружек из разных городов. Потом вдруг вспомнила невероятную красоту Алтая, серебристую большую рыбу, медленно проплывающую у самого борта лодки, над темной глубокой водой, гулкую тишину, необозримый простор неба, мутно-белый туман и многое другое, что, оказывается, оставило в ее душе след, и зависть ее прошла сама собой.