Откат к "заводским настройкам"

Держапольский Виталий Владимирович

— Да, пацан, тебе такие бабки и не снились! — Кивнул бугай, вальяжно затягиваясь импортной сигаретой. — Все, валите, ушлепки! Потрындели и хватит! Мне еще свои проблемы разруливать…

— Вот деловар какой, — процедил Патлас, отойдя в сторонку. — Хотя на такую тачилу без крутых замутов бабок не насобираешь… — Он печально вздохнул. — Ладно, где наша не пропадала? Будут и у нас, поцики, такие машины! Вот поступим, в загранку сходим и притащим себе… Там, говорят, они сущие копейки стоят…

— Ты сначала поступи, отучись, попади в загран… — остудил я его пыл.

—

Да че ты, Серж, не каркай! — фыркнул Патлас. — Поступим!

— Ну-ну, — произнес я себе под нос, прекрасно представляя себе Алехин уровень подготовки. Как бы за себя я был уверен на сто процентов, а вот за пацанов… Были у меня определенные сомнения. Учились-то они не очень прилежно, перебиваясь с тройки на четверку и с редкими пятерками «по пению». Хотя, мне очень хотелось, чтобы и они сдали экзамены — вместе, как говориться, веселее. Вот чего-чего, а вливаться в новые компании мне всегда как-то не понутру.

В отличном настроении мы отправились искать главный корпус института, где располагалась приемная комиссия. Нужно было подать документы, устроиться в общежитие, а дальше, уже со спокойной совестью, можно было и по городу полазить. На море сходить, искупаться — вон, как припекать начинает! А на море я был давно, лет пять назад, в Туапсе. Досталась мне, по счастливой случайности за отличную учебу, путевка во всесоюзный лагерь «Орленок». Воспоминания — незабываемые! Но об этом, как-нибудь потом…

От «Серой лошади» было всего ничего до центральной улицы Владивостока — Ленинской. Двадцатиэтажное здание Приморского краевого комитета КПСС и Приморского крайисполкома, выстрелившее в небо на пересечении улиц 25-го Октября и Ленинской, заставило нас задрать головы.

— Громада… — произнес даже вечно молчащий Леньчик, не видевший в своей жизни ничего выше новокачалинских пятиэтажек.

— Раз, два, три… — принялся считать этажи Патлас. — Двадцать! Пацаны! Двадцать этажей! Прямо небоскреб!

— Небоскребы намного выше, — поправил я его, благодаря своей начитанности, — в том же Нью-Йорке сто этажей, еще в тридцатые годы…

— Ой, Серега, не нуди! — воскликнул Патлас. — Мы же не в Нью-Йорке! И хрен его знает, будем ли… Так что — небоскреб! И точка!

Я пожал плечами — как знаешь, мне, в общем, пофиг. У «подножия» небоскреба располагалась Площадь Борцов Революции, или, как её еще называли — Площадь Борцов за власть Советов, по имени памятника Борцам за власть Советов на Дальнем Востоке.

Памятник представлял собой монументальную фигуру красногвардейца-знаменосца в шинели и буденовке, смотрящего с высокого постамента на «Золотой Рог» — суровый воин смотрел вслед убегающему морем врагу. По обеим сторонам центрального постамента были расположены еще две многофигурные скульптурные группы: фигуры революционного балтийского матроса, солдата и рабочего-большевика с винтовкой и флажком на штыке, который приветственно поднял правую руку. У их ног валялся перевёрнутый деформированный двуглавый орёл, символ свергнутого самодержавия — с одной стороны и с другой — солдат, видимо, пришедший с фронта и вновь взявший в руки

винтовку, молодой пулемётчик, положивший руку на щиток «Максима», и рабочий — руководитель партизанского движения. Ну, по крайней мере, я про это где-то читал.

А вот на противоположной от площади стороне дороги и находился корпус Дальневосточного технического института рыбной промышленности и хозяйства, в котором располагалась и приемная комиссия. Об этом гласил огромный транспарант, вывешенный над центральным входом. Шестиэтажное помещение института, выкрашенное ядовито-желтой краской и выстроенное буквой «Г» на пересечении улицы Ленинской и Океанского проспекта, со срезанным углом центрального входа, большим балконом с колонами, многочисленными портиками и фигурными карнизами, поневоле привлекало внимание.

— Похоже, нам туда! — Патлас ткнул пальцем, указывая на здание. — А блатное место! В самом центре города! А, пацаны?

— Угу, — кивнул Леньчик, направляясь к поземному переходу на другую сторону улицы.

Через пару минут мы уже вынырнули на другой стороне дороги и поднялись по небольшой лесенке к массивным деревянным дверям высшего учебного заведения, где, дай-то бог, нам придется учиться еще пять лет. В большом фойе было прохладно: солнце, после вчерашней промозглой моросни, еще не успело накалить толстые кирпичные стены, и мы вздохнули с облегчением. Вдоль стен стояли многочисленные столики с надписями: «мореходный факультет», «механический факультет», «экономический», «промышленное рыболовство» и еще ряд других — по направлениям обучения. За пока еще свободными столиками сидели принимающие документы «товарищи» — молодые парни и девчонки, то ли из отдела кадров, то ли студенты старших курсов то ли аспиранты — хрен знает, кто у них тут заведует сбором сведений.

— Ну что, понеслась душа в рай? — риторически спросил у нас Патлас, подходя к столику с табличкой «механический факультет». — Девушка, а у вас тут на холодильщиков учат?

Глава 8

Девушка смерила Алеху слегка презрительным взглядом серо-голубых глаз, в один момент раскусив его «тщательно скрываемый» деревенский провинциализм, но все-таки неохотно произнесла:

— Здесь принимают документы на механический факультет по специальностям «машины и аппараты пищевых производств» — сокращенно МА и «низкие температуры» — сокращенно НТ.

— О! Нам на НТ! — воскликнул Алеха и выложил на столик перед регистраторшей паспорт и аттестат.

— Заполняй заявление, — сухо произнесла «милашка» и протянула Алехе чистый бланк. — Вам тоже? — мимоходом поинтересовалась она и у нас с Леньчиком.

— Ага! — По-деревенски кивнули мы, радостно осклабившись и нацепив на лицо глупые улыбки.

— Держите. — Она протянула чистые бланки и нам с Леньчиком. — Ручки есть? — спросила она.

Мы синхронно кивнули.

— Как закончите заполнять — подходите к столу, — произнеся это, она потеряла к нам всякий интерес, погрузившись в чтение лежащего перед ней цветного журнала «Работница».