Отклонение от нормы
Шрифт:
– Мишель! – позвала селандка. – Отвечай мне… Говори что угодно, и я найду тебя по «голосу».
Мишель начал медленно и отчетливо считать. Досчитав до двенадцати, он облегченно и благодарно вздохнул. В окружающей нас тишине я услышал, как он сказал словами:
– Они там… вон в той пещере.
Послышался скрип лестницы, шаги и странный шипящий звук. Я ощутил что-то влажное на лице и на теле, и кожа под нитями перестала саднить. Я попытался открыть глаза, и мне это удалось, хотя и с трудом, потому что веки были все еще как замороженные.
Прямо передо мной очутилась стройная фигура, окутанная плотной белой тканью. В воздухе
– Повернись! – услышал я селандку.
Я повернулся, и она опрыскала мою одежду. Потом она обрызгала пол вокруг меня, перешагнула через меня и пошла вглубь пещеры к Петре и Розалинде, не переставая опрыскивать пол и стены жидкостью из бутылки. Вход тем временем загородили голова и плечи Мишеля. Он, как и я, был весь обрызган жидкостью, и несколько нитей, опустившихся на него, тут же отлетели. Я осторожно сел на полу и выглянул наружу.
Белая машина стояла посреди поляны. Устройство на ее верхушке перестало вращаться, и я теперь мог различить, что оно напоминало спираль, состоящую из нескольких частей и сделанную из какого-то странного, почти прозрачного металла. По бокам у «рыбы» видны были окошки, дверца была раскрыта.
Поляна внизу выглядела так, будто какие-то гигантские пауки оплели ее своей паутиной: все вокруг было затянуто нитями, теперь побелевшими и намертво застывшими. Было странно, что эта тончайшая на вид паутина совершенно не колышется от сильного ветра, раскачивающего даже верхушки гигантских деревьев…
Среди лачуг виднелись силуэты людей и лошадей, оплетенные нитями. Они тоже не шевелились.
Неожиданно раздался громкий треск. Я оглянулся и увидел, как молодое дерево, опутанное нитями, надломилось у самого основания и рухнуло. Краем глаза я одновременно с этим заметил, как несколько кустов распласталось по земле с негромким треском, причем корни, как живые, сами вылезли из почвы. Еще один куст шевельнулся прямо передо мной… Одна из лачуг как-то вся сжалась и рухнула… Другая… Я наблюдал это, как во сне, испытывая одновременно и ужас, и любопытство…
Послышался облегченный вздох Розалинды в глубине пещеры. Я поднялся на ноги и пошел к ней, Мишель двинулся следом.
– Это было отвратительно! – мысленно объявила Петра.
И только тут она увидела фигуру в белом. Женщина еще два-три раза взмахнула своей железной флягой, потом сняла перчатки и откинула с лица капюшон. Она пристально смотрела на нас, и мы тоже не отрывали от нее глаз…
Глаза у нее были огромные – карие, с зеленоватыми крапинками, с густыми и длинными золотистыми ресницами. Нос прямой, с тонко вырезанными ноздрями. Рот, пожалуй, чуть-чуть великоват, подбородок округлый, нежный, но отнюдь не безвольный, волосы чуть темнее, чем у Розалинды и – самое поразительное – коротко остриженные: они даже не достигали плеч…
Но больше всего поражала совершенно непередаваемая чистота ее лица, от которого мы не могли отвести глаз.
Это была не бледность, а необъяснимая гладкость и чистота кожи. Она была без единой складки или морщинки, словно ее никогда
Внимательно оглядев всех нас, она перевела взгляд на Петру, улыбнулась ей ослепительной улыбкой, приоткрывшей на мгновение белоснежные зубы… Мы уловили ее мысли, вернее, целый набор чувств, мгновенно сменяющих друг друга: радость, облегчение, сомнение и, к нашему удивлению, налет какого-то беспокойства, отдаленно напоминающего страх. Вся эта «смесь» почти не затронула Петру, но кое-что она, видимо, все-таки уловила, во всяком случае, личико у нее стало очень серьезным, глаза широко раскрылись, и она молча смотрела на женщину, словно почувствовала, что переживает сейчас одно из важнейших событий в своей жизни.
Через несколько секунд выражение лица Петры стало мягче: что-то «отпустило» ее. Она улыбнулась, радостно тряхнула головой и засмеялась. Что-то явно произошло между ней и этой женщиной, чем-то они обменялись друг с другом, но мы при этом ничего не услышали. Я оглянулся на Розалинду, она отрицательно качнула головой и продолжала, не отрываясь, смотреть на селандку.
Та наклонилась и подхватила Петру на руки. Петра подняла ручонку и осторожно дотронулась до лица женщины, словно хотела убедиться, что оно настоящее. Селандка рассмеялась, расцеловала ее и поставила на пол. Потом она тряхнула головой, как будто тоже не до конца поверила в то, что увидела.
– Да, дело того стоило! – сказала она словами, но произнесла их так странно, что я с трудом понял ее. – Такого я даже не ожидала!
Она перешла на мысли, и теперь понимать ее стало гораздо легче.
– Было не так просто получить разрешение… Ну, чтобы прилететь сюда, – пояснила она. – Огромное расстояние – гораздо большее, чем когда-либо кто-то из нас преодолевал. Послать корабль – это ведь страшно дорого. Почти никто не верил, что дело того стоит… Но теперь! – Она бросила восхищенный взгляд на Петру. – Подумать только, что в таком возрасте и без всякой тренировки она может передать мысль на противоположную точку планеты!… – Она еще раз тряхнула головой, словно все еще не верила окончательно, что это все ей не снится. Потом она повернулась ко мне. – Ей предстоит многому научиться, но мы дадим ей самых лучших учителей, и, можешь мне поверить, настанет день, когда они будут учиться у нее!
Она присела на ложе Софи. На фоне откинутого белого капюшона ее тонко очерченный профиль был как бы в нимбе. Она внимательно стала изучать каждого из нас в отдельности (я почувствовал, как что-то проникает в меня, в самую глубину моего сознания), и казалось, осталась довольной результатами своего исследования.
– Вы многому сумели научиться сами, – сказала она, – потому что все время помогали друг другу. Но скоро вы поймете, что еще многому можете научиться у нас. – Она взяла Петру на руки. – Ну что ж, вещей у вас, как понимаю, немного, и ничто нас больше не задерживает. Так что можем отправляться.