Откровения для настоящих папуасов
Шрифт:
Ты ведь уже по своей практике врача понял, что даже страдания человека ничему не учат. Увы, нет! Они только дают ему возможность обретать своё Разумение – учиться не наступать на одни и те же грабли. Ты свой чай допил? Пойдём я тебе кое что покажу для «наглядности».
Неведомский вывел меня в зал ожидания и показал на собравшихся возле стойки регистрации наших сотрудников.
– Вот посмотри на «Крупскую».
Надежда Константиновна в новом цветастом платке, что успела отоварить на распределительной базе для нефтяников, стояла немного в стороне от громко беседующих Лунёва, Макарова и Козубовского и ревниво
Я вспомнил, что у меня сложилось стойкое впечатление о болезненной мнительности Надежды Константиновны. Любая беседа, что затевалась по какой-то актуальной теме происходящего, ею воспринималась как очередное «промывание косточек» лично ей, что собеседники опять собрались только для того, чтобы посудачить о ней, родимой, и что говорят про неё нечто «опять скоромное и опять непотребное».
– Чувство собственной важности Надежды Константиновны воздвигло трон «королевы сокрытых таинств». И она, с неусыпным упорством параноика, бдительно следит чтобы на этот трон никто не посягнул ни словом, ни делом. И видит она мир сообразно этому фетишу. С мужем её ты знаком? Нет? Мужа она себе подобрала подстать: хозяйственный, домовитый, руки у него откуда надо растут, но он – «ванька на побегушках», «послушный холоп возле трона».
Вон – Козубовский. Его чувство собственной важности играет с ним злую шутку. Он старается всем понравиться, всем угодить. Узнает, что его собеседник из донских казаков, так и он казацкого рода. Выходцу с Алтая он заявит, что сам потомственный бурят и корни у него сплошь буддийских верований. Профессору Дорогину говорит, что он его ученик, Полежаеву – что его, а тебя, конечно, он заверил что нет более ревностного адепта твоего Пути, чем он. Так ведь? До Протасова пытается добраться, чтобы быть поближе к сонму избранных.
Лунёв – тот ещё попрыгун. У него – семь пятниц на неделе. Он тебе сейчас в рот заглядывает, каждое слово ловит, а как начнётся у него самого что-то «получаться», так он тут же распнёт своих учителей и объявит их опасными еретиками.
– Это почему?
– Эх! И тебя что ли ничему история не учит? За что Христа распяли, а ближайшие соратники поспешили отречься, хотя знали Он – Сын Божий, без бэ. Неудобен Иисус стал их чувству собственной важности, не вписался в привычную картину мира. Он ведь свет Истины нёс, а не то, чем привыкли жить «добренькие самаритяне» – Её чёрно-белым и перевранным отражением.
Макаров – тот вырос в среде самодостаточности. Он в этом мире как рыба в воде. Случись, что с институтом, так Данила и водителем такси неплохо будет зарабатывать, а на досуге книжки умные читать. Его чувство собственной важности это беспощадный страж на Пути непредсказуемости Живого и невозможности никакими сверх способностями это Живое контролировать.
Неведомский поднял палец вверх.
– О, кажись нужный рейс объявляют. Про наших костоправов я рассказать не успею. Да это и не нужно. Примеров тебе, я думаю, хватит.
Я поймал его за рукав.
– Подожди, Жора, а где же твоя Разумность? Ты сам в передовиках ходишь. У тебя у самого по десять-пятнадцать приёмов за день работы.
– А ты что полагаешь,
– Я то думал, что ты его окучиваешь в корыстных целях.
Неведомский недобро на меня посмотрел.
– Индюк тоже думал, да в суп попал. Я его заставил с печи тёплой и удобной слезть. И чтобы он за моей помощью бегать начал. Хоть ножкой бы пнул слоника своего невежества. Не займётся своим разумением – в следующем году от рака помрёт. Место он занимает не своё. Ему бы детишек в школе физкультуре учить, а он за деньгой погнался.
Но, вот ты, своими «чудодействиями» кого-нибудь из прихожан по настоящему исцелил? Хотя бы одного? Нет, спору нет, любопытствующих ты удовлетворил по «самое не хочу». А так чтобы, хоть кто-то после твоих терапевтических изысков начал бы жить в «здравом уме и в доброй памяти»? Разве стоили несколько лет жизни твоих подчинённых да и твои затраты – произведённого «на гора» эффекта? Вопрос риторический? А вот Протасов со товарищи положат на свои счета очередную кучу бабла и откроют новые двери к власть имущим. Цена вопроса, Евгений, цена вопроса…
Я впал в глубокую задумчивость. Неведомскому пришлось поддерживать меня за локоть. В накопителе я не удержался и спросил его:
– А зачем ты запрещал мне снимать боль после твоих манипуляций? Ты ведь и сам можешь безболезненно лечить…
– А всё для того же, что, хотя бы, постоянное ощущение боли заставляла страдальца оставлять своё внимание на своих болячках. Это позволяет сохранять хоть какой-то шанс, что вместе с «чудесным исцелением» человек не продолжит и дальше своё слепое шкандыбание по Дороге Жизни. А вы своими чудесами низвели таинства исцеления до уровня услуг цирюльника. Теперь они будут полагать, что экстрасенс – тоже из сферы бытовых услуг. И что это как сходить поссать или высморкаться.
Лишь на трапе самолёта я вдруг ощутил, что ноги мои перестали подгибаться и путаться. Я вновь могу идти самостоятельно и свободно. Казалось бы после такой беспощадной критики мне дОлжно впасть в ещё большее уныние, а я сбросил с себя тяжкое бремя упадка сил и истощённости рассудка.
«Так вот в чём смысл подлинного лечения человека! А все мои эзотерические познания лишь дополнительная помощь в том, чтобы лучше проходить препятствия в создании возможности человеком воспринимать мир в осознанности и с разумением!!! Надо в полёте как следует всё обдумать».
Но стоило мне сесть в кресло и пристегнуть ремни, как я тут же провалился в яркое сновидение. В нём мне открылось бескрайнее море колышущегося степного ковыля. Под лучами солнца его изумрудные волны накатывали на одинокую фигуру безумно красивой женщины. Её эбонитовая кожа манила к себе наслаждением прикосновения. Женщина повернула ко мне своё лицо с чертами египетской Нефертити.
«Анита?!! Я навсегда потерял тебя!»
Я ощутил накатывающую из-за спины Аниты угрозу. Огромная чёрная змея устремилась к нам. Неумолимое извивание тела аспида завораживало надвигающимся ужасом смерти.