Откровения людоеда
Шрифт:
— Именно в этом мой замысел.
— Конечно, мы слышали, что ты преуспел. Лидия показала мне статью в ресторанной хронике одного из воскресных приложений, так что я вырезал и сохранил ее. Ты все делаешь довольно неплохо, Орландо. На самом деле, довольно неплохо.
— Переходи к делу.
— Как я уже сказал, ты все весьма усложняешь для нас…
— Дело в том, — прервала его мисс Лидия Малоун, — что мы хотим пожениться весной и купить дом. Там слишком много воспоминаний о… о ней…на
Детка?
Отец закивал.
— Только дом немного превышает наш достаток в настоящее время. Я не работаю, а твой отец получает только небольшое пособие, — и мы подумали, видя, насколько ты успешен в своем деле и во всем… мы подумали…
— Вы подумали, что я могу одолжить вам немного денег, так?
— Не совсем, — сказал отец, заметно нервничая. — Мы подумали, что ты сможешь датьнам немного денег. Ровно столько, чтобы купить коттедж.
— Простите, — сказал я, едва в силах вымолвить хоть слово. — Вы не будете возражать, если мы с отцом поговорим наедине в соседней комнате?
Мисс Лидия Малоун презрительно фыркнула.
— Если это поможет, — сказала она.
— О, поможет, поверьте мне.
Она достала небольшую пилочку из своей сумочки и начала полировать ногти.
Я затащил своего отца за воротник рубашки из полиэстера на кухню — в это время прохладную, безмолвную, и молчаливо мерцающую.
— Как ты смеешьі —завопил я, злость лилась из меня безостановочно, отчаянно, приятно, словно семя из пульсирующего пениса.
— Что?
— Как ты смеешь возвращаться в мою жизнь, как будто между нами ничего не произошло, волоча за собой эту дешевую шлюху, пятная память моей матери и требуя, чтобы я дал тебе денег? Ты что, совсем мозги растерял?
— Я не понимаю, Орландо…
— Нет, естественно, ты никогда ничего не понимал, разве нет? Это и убило мою бедную мать.
— Она сама себя убила этой ужасной болезнью. Я уже говорил тебе это раньше, только ты не поверил мне.
— Я до сих пор не верю.
— Ты думаешь, она была святой, так?
— Ты сам знаешь,что она такой и была.
— Даже после того, что я сказал тебе той ночью?
— Все это ложь. Вся эта грязная история. Плоды твоего мерзкого воображения. Вранье, вранье, вранье. Ты не придумал ничего получше, чем запятнать ее святость и чистоту в моих глазах, да? Моя мать — она — она была королевой.Я всегда это говорил.
Мой отец посмотрел на меня, и неожиданно мне показалось, что он принял какое-то решение; его глаза сузились и взгляд стал жестким, его костлявая грудь предприняла трогательную попытку выдохнуть
— Хорошо, — сказал он, — пришло время, чтобы ты узнал всю правду.
— От тебя? Это так же вероятно, как услышать звуки капель крови от камня.
— Ты называешь ее святой, — сказал он, его голос дрожал, — а я называю ее шлюхой. Ты называешь ее «мать», ею она и была, но только Бог знает, кто был твоим отцом.
— Моим отцом?
— Это мог быть любой мужчина из сотен. Она бы никогда не сказала мне. Ради нее я воспитал тебя как своего сына. Ты в долгупередо мной, Орландо. Когда эта так называемая святая пропадала ночь за ночью, трахаясь со всеми, кто носит штаны, я приглядывал за тобой и воспитывал тебя, как если бы ты был моим собственным сыном.
В это мгновение великий, чистый, лучезарный свет спустился с каких-то божественных небес, насыщенный словно благословение, неистощимый как океан, благодетельный как солнце, мудрый, словно все земные знания вместе взятые — о, мое избавление и моя радость! Этот свет покрыл моим своей бесконечной мантией, и голос ангела очаровательно дунул и мое ухо: Этот человек — не твой отец.Неожиданно я оказался полностью охвачен дарованной свободой.
Затем я также сделал еще один вывод; мои глаза также сузились и стали жестче.
Осторожным, сдержанным и ровным голосом я сказал:
— Ты помнишь тот день, когда ударил меня клюшкой для крикета за какой-то незначительный проступок или за что-то еще?
Он мгновенно пришел в замешательство.
— Пожалуйста, давай не будем предаваться воспоминаниям вроде этих, старина — во всяком случае, после того, что я только что сказал тебе…
— Просто ответь на мой вопрос. Ты помнишь?
— Да, да я помню.
— А ты помнишь, что ты сделал после того, как ударил меня?
Он посмотрел вниз на черепичный пол кухни, не отважась поднять на меня свои глаза.
— Я сжал твои яйца, — прошептал он.
— Да, ты сжал мои яйца.
— Видишь ли, я хотел, чтобы ты был моимсыном. Я всегда хотел сына, чтобы он продолжил семейную линию, того, кто — ну…
— Того, кто увековечит твой облик? — предположил я.
— И это тоже — думаю, что да. Разве в этом что-то не так? Разве не каждый отец жаждет знать, что он принес другого человекав этот мир? Узы между отцом и сыном — это чудо, старина. Да, я хотел сына — да, я хотел еще одного человека в семье — я хотелбыть твоим отцом, Орландо. Разве ты не видишь этого, разве не понимаешь?
— Я действительно не представляю, чего хочет каждый отец, — перебил я, — но я знаю вот что: ты сделал меня самым счастливым человеком в мире.