Откровенные тетради
Шрифт:
— Если виноват — выгоню.
— Вот так! — припечатал он разговор шлепком ладони по столу и бросил быстрый, нетерпеливый взгляд в окно.
Вдруг я подумал, что для него этот разговор не менее тягостен, чем для меня.
Молодой человек продолжал сидеть в выжидательной позе. Я поднялся и пошел к двери. Меня остановил голос Бухарева.
— Да, Воронин! Говоришь, он женат, твой парень?
Я обернулся. Бухарев стоял около окна. Глаза его превратились в совершенные щелки, лицо казалось вдвое шире от улыбки.
— Ну да, женат.
— А на фактории говорят, он медичку приглядел. Хорошая девка.
Я устало привалился плечом к косяку и посмотрел на бдительного молодого человека, облитого великолепным румянцем.
— Вранье это! Вранье и вранье! Трижды вранье!
— Почему не веришь? Молодой парень — молодая девка. Мог присмотреть?
— Не мог!
— Сам разве молодым не был?
Я лишь махнул рукой и вышел из кабинета.
А назавтра появился Кротов. Сначала я услышал его голос за дверью, в общей комнате редакторов. Кротов что-то рассказывал взахлеб. Я отложил в сторону рукопись нештатного автора. Дверь распахнулась, вошел… нет, влетел!., нет, ворвался Кротов.
— Здравствуйте, Борис Антонович. — Он был в распахнутой меховой куртке, свитере, рубчатых туристских ботинках, джинсах; на голове лихо сидел сдвинутый к уху, берет. Лицо его сильно обветрилось, губы потрескались, голубые глаза лучились. Весь он, казалось, был еще заполнен ветром движения.
Я отрывисто поздоровался, предложил садиться. Кротов рухнул на стул, вытянул длинные ноги, шумно перевел дух. Я молча разглядывал его. Он сдернул берет, ладонью прибил рассыпавшиеся волосы.
— Рассказывай, — потребовал я.
— В двух словах так: задание ваше выполнил. Впечатлений — тьма! Спасибо за поездку, Борис Антонович. Очень интересно.
— Напишешь официальный отчет. Благодарностей в нем не требуется, эмоций — тоже. Укажешь, какие материалы записал на пленку, авторов, хронометраж. Приложи авансовые документы. Дашь мне на подпись.
— Ясно!
— Теперь рассказывай.
Мой тон сбил его с толку…
— Не знаю, с чего начать. Был в стаде у Чапогира. Потрясающе! Не хотелось уезжать. Вот бы где я поработал!
— Впечатления твои меня не интересуют. Оставь их для мемуаров. Начинай с самого главного — с крестика.
Кротов на мгновение онемел и стал похож на голубоглазого, светловолосого ребенка, сокровенный секрет которого раскрыт…
— Откуда вы знаете?
— Как я узнал, не твое дело. Рассказывай.
— Ерунда, Борис Антонович! Обычный благородный поступок.
— Что-что?
— Подходит под рубрику «Так поступают советские люди», — охотно разъяснил он.
Я тяжело задышал.
— Послушайте, Кротов, надоели мне ваши остроты. Я, черт побери, не намерен их больше выслушивать. Перед вами не приятель. Извольте отвечать как положено. Здесь редакция. Я разговариваю с вами как официальное лицо. Сядьте нормально, не разваливайтесь, здесь не солярий.
Он подобрал ноги, выпрямился. Он был, кажется, ошеломлен моим натиском.
— Что у вас за история с крестиком? Только без вранья.
— Да я и не думаю врать, Борис Антонович!
Зазвонил телефон. Я сдернул трубку и несколько минут разговаривал с окружкомом партии. Кротов рассеянно смотрел в окно. Я положил трубку, чиркнул спичкой. Отлетевший кусочек серы обжег щеку. Я выругался. Кротов
— Можно рассказывать?
— Говори.
— Вы только не сердитесь. Дело было так. Шел я по улице, смотрю, валяется крестик. Ну, я его поднял и положил в карман.
— Ты что, верующий?
— Да что вы, Борис Антонович! Я убежденный атеист. Мой бог — интеллект. А крестик собирался выкинуть, да забыл… Честное слово! — Он перекрестился с самым дурашливым видом. — На фактории пошел к Филиппову. Он в прошлом сезоне восемьдесят пять соболей добыл. Отрекомендовался, как вы меня учили. Он сидит, жрет медвежатину, сам на медведя похож. Стали есть вместе. Я болтаю, он молчит. Из него слово вытянуть, как деньги стащить из сейфа. Интервью я все-таки взял… Потом выпили немного браги. Я ему про Москву рассказал. Мужик хороший! Он бобыль. Родственников нет, одна мать старая. Ей девяносто лет. Славная такая бабка… удивительно! С кровати не встает, но в памяти и рассуждает так интересно! В космонавтов, между прочим, верит, но жалеет их… такая славная бабка! — Он задумался, переносясь мысленно в Улэкит. — Ну вот. А потом говорит, что ей умирать пора, этой зимой умрет, а крестика нет. Потеряла. А без него боится умирать. Попросила где-нибудь достать. А я пошарил в кармане и наткнулся… — Он помолчал и добавил с какой-то внезапной серьезностью — Знаете, она мне руку поцеловала… не успел помешать… — И совсем умолк.
— Дальше! — поторопил я.
— Что дальше?
— Дальше что было?
— А ничего. Мы с Филипповым выпили еще по стакану браги за бабушкино здоровье. Я ушел.
— Все?
— Все.
— Ничего не забыл?
— Да нет… что еще?
— Тогда я скажу. Мне стало известно, что вы унесли из дома Филиппова соболью шкурку, что получил ты ее в обмен на свой крестик, что душеспасительная беседа имела для вас меркантильный интерес. Так или нет? Только без вранья!
Скулы Кротова потвердели, под тонкой кожей вспухли желваки. Он вдруг стал заикаться.
— Кто… в-вам эт-то… сказал?
— Неважно. Отвечай.
— Я… ему… м-морду… набью!
— Сомневаюсь. Да или нет?
— Я… в-вам… отвечать не намерен.
— Вот как!
— Я… от вас… этого не ожидал. — Он стал подниматься, не спуская с меня глаз. — Не ожидал… Я д-ду-мал… вы умнее.
— Да или нет?
— Я у в-вас работать не желаю. — Он выпрямился во весь рост.
Я обошел стол и преградил ему дорогу к двери.
— Садись, прекрати истерику. Слушай! До меня дошли разговоры. Я должен их проверить. Мне противно это делать, но я вынужден.
— Рюкзак… показать?
— На черта мне нужен твой рюкзак!
— А что вам нужно?
— Ни черта мне не нужно! Садись. — Я подтолкнул его к столу, а сам заходил по кабинету. — Я не верю, что ты мог взять эту поганую шкурку. Но сам факт, что у тебя оказался крестик, оброс фантастическими деталями… Пойми, ты новый здесь человек, броский к тому же. Каждый твой шаг заметен.
— Невидимкой… стать… не могу.
— Этого и не требуется! Элементарное чувство меры — вот что нужно. Ты уже представляешь не только Кротова, а всю редакцию. На кой черт нужно было таскать с собой этот крестик, а тем более презентовать его умирающей старухе! Ей нужны лекарства, больница, а не крестик.