Открыть ящик Скиннера
Шрифт:
Как и Милграм, Харлоу имел вкус к драматическим, лирически извращенным поворотам, так что он снимал на пленку обезьянок, обнимающих своих матерей, холодных и злых железных дев. Эти фильмы — впечатляющие демонстрации отчаяния, и Харлоу не боялся показывать их. Он знал, что популяризация науки содержит в себе элемент искусства, элемент развлечения.
В 1958 году Гарри Харлоу был избран президентом Американской психологической ассоциации, удостоен большой чести. Он отправился в Вашингтон, готовый выйти на трибуну и показать свои фильмы об обезьянах. Харлоу ликовал. К тому времени он женился вторично, на коллеге по имени Маргарет Куэнн, которую он называл Пегги. Он стоял на кафедре в похожем на пещеру конференц-зале, оглядывая толпу серьезных ученых, и говорил:
—
Это было замечательное выступление, приуроченное к значительному событию: Харлоу знал, как преподнести себя. В свой доклад он вставлял отрывки из черно-белого фильма; на экране появлялись словно рожденные научной фантастикой суррогатные матери и льнущие к ним детеныши-макаки. Свою речь, которую он назвал «Природа любви» и впоследствии опубликовал в журнале «Америкен Сайколоджист», Харлоу умело завершил крещендо:
Я буду благодарен, если завершенные и планируемые исследования окажутся сочтены вкладом в науку, но я также много думал о возможных их практических приложениях. Социоэкономические потребности настоящего, грозящие усугубиться в будущем, привели к тому, что американские женщины все больше заменяют мужчин в науке и производстве. Если эта тенденция сохранится, перед нами со всей серьезностью встанет проблема должного воспитания детей. В предвидении этого следует порадоваться тому, что американские мужчины обладают всеми поистине важными качествами, позволяющими им на равных конкурировать с женщинами в этой важнейшей области. Мы теперь знаем, что работающие женщины не нужны у себя дома в качестве кормящих матерей; вполне возможно, что в будущем уход за новорожденным будет рассматриваться не как необходимость, а как роскошь, форма привилегий, доступная, возможно, только представительницам высших классов. Однако какой бы путь ни выбрала история, приятно знать, что мы теперь соприкоснулись с природой любви.
Я представляю себе момент пораженного молчания, сменяющегося бурными аплодисментами. Харлоу поднимает руки: достаточно! (Пожалуйста, продолжайте!) Продолжение последовало. Харлоу представил данные, которые ясно показывали: матерчатая суррогатная мать важнее для малышей, чем кормящая, и вполне может заменить настоящую; детеныши «любили» ее, хорошо развивались в ее присутствии, играя и исследуя окружающую среду. Вскоре после того как Харлоу произнес свою речь, Висконсинский университет в Мэдисоне выпустил пресс-релиз, озаглавленный «Презираемое материнство». Тему подхватила пресса. А Харлоу? Что ж, его карьера шла в гору, охватывая теперь уже не только чисто профессиональные сферы, но и культуру в целом. Он появился на телевидении в программе «Сказать правду», компания CBS сняла о нем документальный фильм, комментировавшийся Чарльзом Коллингвудом. Его главное содержание, адресованное женщинам, и огорчало, и радовало: с одной стороны, ваши дети в вас не нуждаются; с другой — выходите из дома и будьте свободны. Это был выстрел, нацеленный в феминисток, но выстрел шумный, путаный, многослойный, распространявший одновременно любовь и сожаления — мощную комбинацию.
У Харлоу было еще двое детей от его второй жены. Хотя Пегги занимала достойное место в психологии, она, как и Клара, отказалась от работы ради того, чтобы растить детей. Впоследствии Харлоу говорил:
— Обеим моим женам хватило здравого смысла не бороться за свободу женщин; они понимали, что мужчина важнее всего.
Сначала родилась Памела Харлоу, потом ее младший брат Джонатан. Теперь эти дети — люди среднего возраста. Памела живет в Орегоне и изготавливает металлические скульптуры, суровые и впечатляющие.
— Ящики… — говорит он.
Ящики…
Что-то пошло не так. Происходило что-то нехорошее. Суррогатная мать из ткани была не хуже настоящей, прикосновение было главным для обезьяньего сердца, и все же… В течение следующего года Харлоу заметил, что детеныши матерчатой матери не процветают — и это после того, как он сделал такое заявление перед научной общественностью! Когда Харлоу открывал клетки, чтобы макаки могли поиграть и образовать пары, они проявляли яростную необщительность. Самки нападали на самцов; они явно не имели никакого представления о правильных позах для спаривания. Некоторые из детенышей, «воспитанных» матерями из ткани, начали проявлять что-то похожее на аутизм: они раскачивались и кусали себя, так что на их черных руках расцветали раны и кровь сочилась сквозь шерсть, как яркий сок. Одна из таких обезьянок сжевала свою руку целиком… Что-то — теперь Харлоу это видел, — что-то было ужасно, ужасно неправильно.
— Конечно, он был разочарован, — говорит биограф Харлоу Дебора Блюм. — Он думал, что выделил единственную переменную, определяющую материнское воспитание, — прикосновение, и что эта переменная, так сказать, перемещающаяся: ее может обеспечить любой. Он сделал об этом публичное заявление, а тут, через год, увидел, что его обезьянки совсем свихнулись.
Репортер из «Нью-Йорк таймс» явился в Мэдисон, чтобы написать о судьбе детенышей, выросших «под присмотром» мягкой суррогатной матери, и Харлоу отвел его в лабораторию, где он увидел раскачивающихся, бьющихся головой о стенки клеток, отгрызающих собственные пальцы макак.
— Признаюсь, — сказал Харлоу, — я сделал ошибку.
Лен Розенблюм, один из студентов Харлоу, а теперь признанный исследователь приматов, говорит:
— Так мы и поняли, что существуют и другие переменные; дело было не только в прикосновении и не только в лице. Мы предположили, что какую-то роль играет и движение. Мы изготовили суррогатную мать, которая могла раскачиваться, и выросшие рядом с ней малыши оказались почти нормальными — не совсем, но почти. Мы тогда объединили качающуюся мягкую суррогатную мать с получасом в день игры детеныша с живым сверстником, и это сделало детеныша совершенно нормальным. Это означает, что для любви важны три переменные: прикосновение, движение, игра, — и если вы это обеспечиваете, то приматы получают все, что им нужно. — Розенблюм еще раз повторяет, что детенышу нужно было всего полчаса в день игры с живой обезьяной. — Это поразительно, — продолжает Розенблюм, — как немного нужно нашей нервной системе для нормального развития.
В некотором смысле я рада это услышать. Я делаю вывод: очень трудно испортить жизнь собственному ребенку. Немножко попрыгать, надеть мягкий свитер и всего тридцать минут в день посвятить настоящим обезьяньим развлечениям. Такое доступно любой матери: ленивой, работающей, проволочной, железной, — все мы можем это! Харлоу сказал, что можем…
Но почему, если открытия Харлоу — такие обнадеживающие, такие говорящие только о любви, они вонзаются в наши внутренности, как один из шипов его экспериментальной Железной Девы? Почему результаты исследований привязанности заставляют нас ежиться?
И это происходит не только с вами или со мной. Ежился сам Харлоу. У него снова начались романы — быть верным одной женщине он был не в состоянии; к тому же, обнаружив, что «воспитанные» суррогатными матерями макаки проявляют признаки аутизма, он начал сильнее пить. Зимой в Висконсине дни такие короткие, и вечер быстро прогоняет тусклый свет — остается только желтое сияние в стакане. Харлоу испытывал ужасное, ужасное давление. Он помнил аплодисменты на своем публичном выступлении и должен был поддерживать марку. Он боролся и между 1958 и 1962 годами опубликовал много статей. Он мужественно признался в том, что «выращенные» суррогатными матерями детеныши страдают эмоциональными нарушениями, и указал, какие переменные важны, чтобы избежать такого исхода, — кроме прикосновений, движение и толика живой игры. Для доказательства этих положений ему потребовались наблюдения за десятками детенышей.