Открыта вакансия на должность четвертого мужа
Шрифт:
Пикантность ситуации добавляло еще то, что я была полностью обнажена, а он полностью одет. Мои попытки расстегнуть рубаху, облегающую его тело, окончились ничем. Он отвел мои руки, оставалось только гладить по плечам и сжимать их в порыве страсти.
Когда его рука достигла внутренней поверхности бедер, мои вцепились в канапе, как утопающий хватается за соломинку, цепко, до побеления костяшек. Это было самое чувствительное место моего тела. И вот его пальцы достигли желаемой точки и начали ласково и настойчиво доводить до вершины. Я потерялась в ощущениях и желаниях. То, что расцветало там,
Когда эта сладостная пытка закончилась, мы, тяжело дыша, долго смотрели друг другу в глаза и молчали. Потом, нарушая это звенящее молчание, я передернула плечами — разгоряченное тело почувствовало небольшой ветерок на поляне. Мужчина, поцеловав, прошептал:
— Ты хорошая ученица, завтра продолжим урок! Прости, но мне нужно спешить.
Встал и, взяв меня на руки, почти бегом, проследовал в дом. После его ухода, я долго лежала обнаженная на диване с мечтательной улыбкой, прижавшись к подушке. Может быть, я, действительно, во время наркоза оказалась в каком-нибудь эротическом фильме? Вскоре появилась Дебора с моим платьем.
— Дебора, ты где была?
— Я ожидала, пока вы остынете.
— То, что произошло на поляне, это нормально? Так бывает всегда на первом свидании? Мне, кажется, он придя сюда, ни куда не спешил, чего тогда он так резво убежал?
— На первом свидании у знати бывает по всякому. Я уверена, что вам очень понравилось, значит ничего плохого не было. А про барона могу сказать одно — побежал в «Розовую жемчужину», головой клянусь, руки дрожали, глаза так, вообще, ух, как горели, брюки в некотором месте хорошо выпирали. Ну, так это он, а вы чего испугались?
— Хорошо, что он сдержался!
А про себя подумала — что то ты, милая, хитришь, хотелось тебе большего, очень хотелось! Но не признаваться же в этом служанке и надзирательнице? А вслух продолжила:
— А если бы он захотел большего?
— Лишить девственности что ли? — ехидно спросила она.
— Он же не самоубийца. Для благородных это целый ритуал и проводят его в храме. У нас в деревне раз в три месяца такой праздник для всех устраивается — праздник Первой крови называется. Девушкам, достигшим пятнадцать лет, дают выпить напиток, что бы она ничего не чувствовала, а потом староста, кузнец и мельник, самые почтейнейшие люди, лишают девушек невинности на ритуальном месте.
— При всем народе?
— Так это же праздник! К нам даже из близлежащих маленьких сел девушек приводят. У них ни напитка, ни ритуального места нет. У нас село огромное, на тракте, как раз возле большого моста через пограничную реку. Обозы так и снуют, так и снуют. Вот у нас и детей на зависть другим более всего. Все же знают, что три мужика за ночь должно быть, что бы забеременеть. А кто может то и больше. А меньше никак. А праздник у нас всегда вечером, с кострами, столами. Девушкам подарки дарят и разносят по домам. Потому как после этой настойки
— И что это за настойка?
— Дурман, но его девочкам можно только раз в жизни. Очень уж хорошо, как только его выпьешь. У нас потом, знаете, почти все девчонки и к мельнику, и кузнецу по ночам бегают, но все равно, по себе знаю — так хорошо как в тот вечер, не было ни с кем. Со старостой не забалуешь. А эти рад стараться, жонки не запрещают, а здоровья много.
— И никто, никто этим дурманом потом не злоупотребляет?
— Женщина, которая этот дурман употребит более трех-четырех раз, никогда не сможет стать матерью. Даже маги бессильны. Если мужчину или женщину поймают за употреблением — ссылают на каменоломни.
А те, кто не употребляет, а продает или дает, тем на месте голову рубят. Нечего народ изводить.
— Даже если это высшее дворянство?
— Не знаю, в законе отличий по сословиям нет. А у высшего сословия девушку невинности лишают мужья в храме, на ритуальном камне за декаду до свадьбы. Что бы она успела в себя прийти. У них и брачные браслеты потом на руках появляются. За этим десять жрецов наблюдают. Чтобы все нормально прошло.
Да, со своим уставом в чужой монастырь не ходят. Придется жить по некоторым их правилам, но потихоньку вводить свои. Посмотрим, подумаем, попробуем. Да, сдается мне, что я начинаю во все это верить…
— Дебора, а почему дают дурман?
— Ох, плохо ничего не помнить. Зато интереснее жить, да? У нас одна дюже умная не поверила, решила с любимым ночь провести, таким же дураком. Он ее без сознания принес. Маги очень долго лечили. Чуть не померла. Говорят больно это, сил никаких нет. Три дюжих мужика еле с эти справляются, куда уж одному. Проклятие просто так не уберешь.
Что бы прийти в себя, решила поплавать. Я всегда любила воду — выросла возле моря. А теперь эти разбуженные желания, пылающие внутри, надо было охладить.
У меня восемнадцать лет не было мужчины, не хотела размениваться на просто постельные отношения, а потом чувствовать себя униженной и грязной. Может потому что никак не могла смериться с гибелью мужа? Или просто потому, что каждое его движение, жест приносили наслаждение, он умел угадывать мои желания, предвосхищать их.
А все встреченные потом мужчины хотели только получать и попользоваться. Вот и запрятала куда-то глубоко свою женскую, нереализованную сущность и неудовлетворенное сексуальное возбуждение. Очевидно, это они сейчас под действием наркоза и выползают, туманя голову. Я плавала от одного борта бассейна к другому, но кровь взбудораженная Хармом, не успокаивалась.
Дебора стояла возле бортика со скучающим лицом.
— Госпожа, пора ужинать.
Ее громкий, безэмоциональный голос привел в себя. Встав, под теплые струи хвойного воздуха, почувствовала, как понемногу в голове начинает проясняться. Ела только для того, что бы горничная от меня отстала и, не зная куда себя деть, решила прогуляться по парку.
Как хорошо было сидеть возле фонтана в беседке, увитой цветущим клематисом и есть какие-то чудесные фрукты. Чуть кисловато-сладкие, сочные. Дебора сказала, что я их раньше любила, значит, сделала вывод, урон желудку не принесут.