Открыта вакансия телохранителя

Бульба Наталья Владимировна

– Когда они совпадали с моим собственным мнением. Кстати, первое, что предложил мне Тамирас, – сделку. Лишь подыграть ему. Это уж он потом, когда увидел, как я с Роланом сражаюсь, понял, что я обладаю не только смазливой мордашкой.

– Но сегодня все, что он делал для тебя, выглядело очень серьезно.

– Именно это меня и напрягает. Мне с обещанием отцу надо разобраться, а здесь со всех сторон сплошные поклонники. Работать спокойно не дают. – И ведь сама себе не смогу ответить, насколько горечь, что звучит в моем голосе, притворна.

Видеть

самозабвенно смеющегося Карима мне еще не доводилось: густой бас, перекатывающийся, словно огромный валун по насыпи из мелких камушков.

– Ты не будешь против, если я предложу им не тратить свое красноречие, пытаясь доказать, что они обладают множеством достоинств, на которые тебе стоит обратить свое внимание. А еще лучше передам твои слова, что тебя, кроме поручения повелителя, ничего больше не интересует.

– Этим ты значительно облегчишь мою жизнь. Тем более что в эту компанию напрашивался еще один. – Последние слова я произношу уже не шутливым тоном.

И улыбка сходит с его лица. А глаза больше не светятся лукавством: они холодные и стремительные в том, как улавливают оттенки моих внутренних переживаний, отражающихся на лице.

– Что сказал тебе даймон?

– Что обязательно найдет меня. – Я отвечаю быстрее, чем понимаю, что этого делать не стоило.

– Что еще? – И вновь жестко и хлестко. Так, что нет возможности не ответить.

– О чувстве юмора: я и не знала, что черные воины не только понимают наши эмоции, но и сами похоже выражают свои. Об их женщинах. – И я пожимаю плечами. – Мы много о чем говорили.

Но, как ни странно, это его не успокаивает, несмотря на мои надежды. И вопрос, совершенно не тот, которого можно было ожидать, звучит ударом последнего гвоздя в крышку моего гроба:

– После чего он с тобой заговорил?

– Это так важно? – Я хоть и пытаюсь сопротивляться, но уже давно начала понимать, что за той сценой в доме, активной участницей которой я стала, кроется нечто совсем иное, чем мне казалось.

– Даже слишком. – Но видя, что такой ответ меня вряд ли удовлетворит, вынужденно добавляет: – Даймоны такого уровня, как Закираль, с женщинами других миров без серьезных причин говорить не будут: пожелай он у тебя что-то узнать – воспользовался бы услугами своих приспешников. Но чтобы сам… – И пауза. За которой может следовать лишь ответ. На тот вопрос, истинного смысла которого я так и не сумела понять.

– Я попросила его показать мне свое лицо. – Чем дальше я произношу слова, тем мертвеннее становятся глаза воина. Пока не блекнут совсем, не в силах справиться с тем волнением, которое он испытывает. – Что тебя смутило? – Уже тихий шепот, больше похожий ни скулеж.

– И он это сделал? – Его рука, удерживающая мою, чуть заметно подрагивает.

– Да. Он снял платок. А когда мы уходили, ворвался в комнату и без покрывала.

И он проводит свободной рукой по лицу, словно пытаясь уничтожить вставшую перед его глазами картину.

– Что же ты наделала, девочка. – Но эта минутная слабость проходит

так быстро, что я начинаю сомневаться: была ли она вообще. – Ты должна как можно скорее покинуть этот мир. А до тех пор, пока ты этого не сделаешь, пусть твой отец тебя спрячет.

– Извини, Карим. – И я качаю головой. И продолжаю, стараясь, чтобы мой голос звучал как можно сдержаннее. Не выдавая родившееся в груди не самое радостное предчувствие. – Но то, что ты мне предлагаешь – слишком серьезно, чтобы я могла согласиться с тобой, не понимая, почему я должна это сделать.

– Ты уверена, что хочешь услышать мои объяснения?

По тому, как он это говорит, я достаточно быстро понимаю – не хочу. Но должна. И не только из-за того, что должна осознать, насколько серьезно все то, что заставляет его предложить мне столь радикальные меры. Но и подтвердить подозрения отца и братьев в отношении самого Карима, которые считают, что он не столь прост, как пытается казаться.

– Не уверена. Но судя по всему, выбора у меня нет. Во что еще я вляпалась?

Прежде чем начать говорить, он на мгновение отводит взгляд. Словно еще раз обдумывает те слова, которые ему придется произнести. Его лицо заостряется, взгляд застилается дымкой, а ладонь сильнее сжимает мою руку, готовя меня к неизбежному.

– Ты – невеста Закираля. – Он говорит с неожиданной насмешкой и чуть мрачноватой улыбкой, но у меня не возникает даже мысли о том, что это может быть шуткой. Потому что горечь, звучащая в его голосе, относится в первую очередь к нему самому. И слова скорее служат обвинением своей неспособности предотвратить ситуацию, чем желанием меня напугать.

– Я?! – Вопросительно приподняв бровь и усмехнувшись. И все лишь с одной целью: скрыть ужас от одного допущения того, что это может быть правдой.

– Попросив его снять платок, ты предложила себя ему в жены. Этот ритуал так и называется: предложение себя. У даймонов женщин значительно меньше, чем мужчин, поэтому, несмотря на то, что правят мужчины, именно дама выбирает себе спутника жизни. Когда он показал тебе только лицо – ситуация была еще обратима. У него оставалась возможность после раздумий отказаться, и все, что он мог потребовать от тебя, – дать клятву, что ты никогда и ни с кем не поделишься полученным знанием. Хотя в отношении женщин других рас уже и это чревато неприятностями: клянутся честью, а этим качеством никого, кроме себя, они не наделяют. Но он обнажил голову и, значит, дал согласие.

А у меня перед глазами та короткая заминка: его рука отстегивает край платка, и мой ошеломленный взгляд скользит по его коже, по чуть более светлому контуру четко очерченных губ, по резким граням его лица. Мое восхищение плещется через край, и его взор становится мягче и теплее.

Не знаю, кому из нас он давал шанс, но только теперь я могу понять, что значила эта пауза – он ждал. И лишь увидев мой восторг, сделал свой выбор.

И остается всего один вопрос: «Зачем?» Да только задать его некому.