Открытие Индии (сборник) [СИ]

Сивинских Александр Васильевич

Пока труп убирали и замывали кровь, возникла неловкая пауза. Черемша, вдруг в каким-то запредельном озарении осознавший, что это его слова о вредительстве стали командой к расправе, с остервенением сосал папиросу, пытаясь успокоить впавшую в истерику совесть. Стройный палач вполголоса рассказывал что-то увлекательное своему неприметному товарищу, тихонько над рассказом посмеивающемуся. Ни один из них, отметил Черемша, не потерял и капли присутствия духа.

Вытирая ладони о замасленную ветошку, к ним быстрым шагом подошел крепкий человек в рабочем комбинезоне.

– Завьял Ничипоренко, бригадир монтажников, –

представился он и крепко пожал Черемше руку. – Кривнова давно пора было шлепнуть. Не наш человек, однозначно. Он, скотина, специально в расчеты ошибки вносил, думал, никто не заметит. Потому только и не кончали, что все равно фюзеляж перед вылетом положено кровью намазать.

– Первый раз слышу, – глухо сказал Черемша. – Что за чушь?

– Не такая уж и чушь. Вам, Валерий Павлович, многое сегодня предстоит впервые услышать. Например, вы в курсе, что погибли при испытаниях истребителя два дня назад?

– Кто погиб, я?!

Это не лезло ни в какие рамки.

– Ага. Вот, гляньте, некролог. Шестьдесят восемь подписей, первая – Клима Ворошилова.

Ничипоренко протянул Валерию мятую «Правду», извлеченную из кармана.

У Черемши перехватило дыхание. Первая полоса, огромные буквы: «Великий летчик нашего времени». Он развернул газету. А. Толстой: «Богатырь советской земли». И. Москвин, народный артист: «Русский самородок». В. Коккинаки, герой СССР: «Человек сказочной смелости»…

Валерий не придумал ничего лучшего, чем спросить:

– А как же тело? Ведь я – вот он.

– Тело? – Ничипоренко обернулся к Шамсутдинову и Толедо и крикнул: – Ринат, Саша, тут вот Валерия Павловича интересует, кого хоронить-то будут? Труп, мол, чей?

Ринат Шамсутдинов приблизился.

– Чей, спрашиваете, труп, – со скукой и недоумением в голосе сказал он и долгим задумчивым взглядом посмотрел на старенькую техничку в грязно-синем халате, старательно оттирающую с пола кровавое пятно, оставшееся от вредителя Кривнова. С фюзеляжа кровь не смывали. – Трупов у нас, поверьте уж, было предостаточно – хоть завались ими по самую маковку. Вас волнует сходство? Неужели, Валерий Павлович, вы ни разу не видели, что остается от пилота после авиакатастрофы?

Черемша запоздало понял бессмысленность своего вопроса и натужно усмехнулся, кивая. Шамсутдинов удалился.

– Вы не смотрите, товарищ Черемша, что самолет деревянный. Фанера особая, с секретной пропиткой, – сказал Ничипоренко. – Это несколько увеличивает его вес, однако ничего не попишешь… Дело в том, что металл во «фрамуге» перехода может повести себя непредсказуемо. Даже двигатель по большей части не металлический.

– Тоже деревянный? – выдавил Валерий.

– Ха-ха! – сверкнул бригадир монтажников мелкими желтыми зубками. – Отнюдь. Сверхпрочная керамика. Архисекретнейшая разработка. Стоит дороже Днепрогэса. Разобьёте – лучше не возвращайтесь! – пошутил он. – Оборудование загружено, самолёт заправлен, вылет через час. Идёмте – на склад, в столовую. Вам следует переодеться и покушать. Штурман скоро прибудет.

– Второй пилот, радист, пассажиры? – деловито спросил Валерий, настраиваясь на серьёзный лад.

– Экипаж сокращённый. Только штурман да вы. Зная мастерство Героя Советского Союза Черемши, надеемся, этого вполне достаточно. А пассажиры вам уже знакомы:

Ринат Шамсутдинов и Саша Толедо. Третьего вы тоже, без сомнения, хорошо знаете. При встрече с ним будете, конечно, сильно удивлены, но попытайтесь сдержать эмоции.

 «Меня убьют по возвращении?» – хотел было спросить Валерий, но, посчитав, что уж это-то подтверждения не требует, промолчал.

* * *

Штурман, маленький, упрятанный в меха летного полярного костюма, с тоненькой планшеткой на длинном ремне, покуривал, сидя на мотке кабеля. Шапка с длинными клапанами закрывала ему уши, и он не слышал шагов подошедшего сзади Черемши.

Валерий громко и бодро поздоровался:

– Здравия желаю, товарищ штурман!

Штурман неспешно затушил папиросу о трехслойную подошву унта, встал, обернулся и стянул шапку. Черемша оторопел. Штурманом была молодая, рыжая, коротко стриженная, большеглазая, розовощекая, пухлогубая, немного курносая – в общем, весьма смазливая – девица!

– Здравия желаю, Валерий Павлович, – сказала она чуть хрипло (Черемшу всегда заводили именно такие женские голоса) и с легким акцентом. – Я Ингеборга Лабатмедайте. Можно просто Инге. Надеюсь, вы не относитесь к той части мужчин, что считают, будто место женщины только на кухне?

– Нет, – через силу соврал Черемша. – Нет.

* * *

Кабина «Альбатроса» практически копировала кабину знакомого и почти родного АНТа двадцать пятого, разве что была не столь просторной, поэтому Валерию не пришлось к ней привыкать. Инге дело свое знала, по всему видать, отлично. Черемша вначале следил за ее действиями с плохо скрываемым сомнением, но скоро отбросил его прочь. Неизвестно, конечно, как девица поведет себя в сложной ситуации… Однако ж придется доверять. Иначе – кранты.

Места пассажиров располагались в самом хвосте, среди ящиков с оборудованием – довольно неудобные места. Черемша предупредил товарищей с револьверами (самому ему оружия, разумеется, не выдали, за исключением многолезвийного перочинного ножа размером с палец), что не терпит, когда посторонние в полете шляются где попало, а особенно – приближаются к пилотской кабине. Шамсутдинов и Толедо очень серьёзно заверили его, до самой посадки – уже «там» – с места не сдвинутся. Что бы ни произошло. Черемша кивнул на клозет: сюда – можно. «О'кей, шеф», – сказали они непонятно.

Третий пассажир запаздывал. Черемша, наконец почувствовавший себя командиром, решил устроить ему, пусть только появится, если не трёпку, то хотя бы разнос; но увидев, опешил и потерял дар речи. Этот человек, любимец страны, был зверски убит внутренними врагами несколько лет назад. Был убит. Был похоронен. Был.

– Здравствуй, Валерий, – сказал Костров и протянул руку. – Жми крепче, что ты как барышня!

* * *

Вылет провожало всего несколько человек – десяток, максимум два. Техники во главе с Ничипоренко, солдаты в долгополых тулупах, замершие на пулеметных вышках, солдаты в короткополых тулупах с огромными лохматыми собаками и кавалерийскими карабинами, бредущие по периметру между высокими параллельными оградами из колючки – вот, пожалуй и всё. Да ещё поодаль стоял большой чёрный автомобиль, в котором маячило несколько смутных силуэтов.