Открытие мира (Весь роман в одной книге)
Шрифт:
Слабым, дрожащим голосом Шурка ворожит вслед за Яшкой:
— Земля сырая, мать родная, отдай кровь — золото, а железные жилы себе оставь… Чур, чур, чур! Нечистая сила, сгинь, пропади! У меня крест святой, камушек большой… Кресту — креститься, камушку — катиться, черту — ладан нюхать. Аминь!
— Теперь копай, — разрешает Петух.
И Шурка копает землю.
Руки у него не слушаются. Осыпаются гнилушки, тускло светясь зеленоватым, мертвящим светом. Кажется, до земли и не доберешься… Да тут ли закопана жестянка?
— Скорей! — тревожно торопит Яшка.
— Сейчас… Не могу найти, — шепчет Шурка, изо всех сил работая руками, точно лопатками. — Ровно сквозь землю провалилась… Постой, вот, никак, щепочка с зарубинкой. Помню, клал эту щепку… Ага, эвон она, миленькая… банка-то!
Пальцы нащупали холодную жесть. Шурка выковыривает банку из земли, как картофелину.
В это время, шевелясь, медленно раздвигается крапива, и прямо на Шурку выползает что-то мохнатое, рыжее, сверкая круглыми горящими глазами.
— А — ай! — вскрикивает Шурка.
За спиной его грохочет выстрел из пугача.
Прижав к груди банку с сокровищами, Шурка шарахается в репейник. Яшка на брюхе карабкается из ямы. Оба друга визжат поросятами.
И, опережая их, из ямы выскакивает перепуганный кот Васька. Задрав хвост набок, он стремглав летит по гумну.
Друзья бегут мимо риги в поле и долго не могут отдышаться.
— Кажется, это был кот, — нерешительно говорит Шурка, тревожно ощупывая штаны.
— Какой там кот, мели! — сердито отвечает Петух, потрясая пугачом, зажатым в кулаке. — Неужто я задарма стану пробку тратить? Ведьмак из крапивы лез… Кот это потом, кот из риги выбежал.
— Да… верно, — соглашается Шурка. — Я тоже видел. Весь кра — асный, а глазищи так и горят.
— Он хотел тебя сцапать. Уж лапу протянул. Когтищи — во! — Яшка растопырил насколько мог пальцы. — Тут я не стерпел и пальнул… Он и пропал.
— А штаны я изорвал! — жалобно говорит Шурка и собирается зареветь. Но у Яшки тоже просвечивают голые коленки, и Шурка успокаивается. — Обоим попадет. Наплевать. Давай смотреть банку!
Ее ставят на траву. С особыми предосторожностями, просунув в щелку кончик ножа, открывают жестянку. На дне ее лежит позеленелый пятак, грошики и копейки. Они осыпаны крупинками земли и гнилушками.
— Ты видишь… серебряный… рублик? — запинаясь, спрашивает Шурка.
Яшка старательно таращит глаза.
— Нет, не вижу. А ты?
— И я… не вижу. Нету серебряного рублика! — грустно признается Шурка, считая деньги. — Должно, щелку малу оставил, рублик-то и не пролез.
— Сколько же у тебя припасено на гулянье?
— Двенадцать копеек и три грошика.
— У меня — гривенник. Эхма!..
— Я хотел купить ножичек с костяной ручкой.
— А я гармошку… знаешь, губную, со звонком.
Надув щеку, Петух наигрывает на губах, показывая, какая это могла быть замечательная
— Не видать нам, Яша, ни гармошки, ни ножичка с костяной ручкой… И квасу клюквельного не попить.
— Ну, на квас хватит. Я приценялся. Стакан — две копейки… А гармошки мне действительно не видать. Жа — алко… Эх, и поиграл бы я! И квасу не надо, и пряников не надо — только бы гармошку…
В поисках утешения друзья переправляются через Гремец. На глаза им попадаются телеграфные столбы. Высокие, прямые, с подпорками, они, словно солдаты, шагают строем по полю, перемахивают через ямы и канавы и, выбравшись на шоссейку, уменьшаясь, точно врастая в землю, пропадают в лесу за поворотом дороги. По столбам протянута на белых чашечках ржавая проволока. По ней, сказывают, идут письма — телеграммы со станции в уездный город. Но пока что писем не видать. На проволоке густо сидят, точно бусы, нанизанные на нитку, ласточки, чешут носиками под крылышками и щебечут. Яшка прогоняет их палкой: ласточки могут помешать письму бежать по проволоке.
Друзья усаживаются возле одного облюбованного столба и ждут. Не первый раз они это делают, и все не счастливится: писем нет и нет. И сегодня не везет. Должно быть, в праздники письма по проволоке не отправляют.
Столб гудит, как улей пчел. Ребятам кажется, что они слышат дальний невнятный разговор. Может быть, и в самом деле по проволоке разговаривают? Вот бы послушать!
Они прижимают уши к шершавому столбу, но разобрать ничего не могут.
— Давай метиться в чашечку? — предлагает Шурка. — Кто скорее попадет?
В придорожной канаве нагружают карманы камешками. Целятся и, разбежавшись, швыряют камни.
Изловчившись, Шурка первый попадает в чашечку. От нее отскакивает изрядный кусок. Ребята с любопытством рассматривают. Нет, это не стекло, а вроде белой глины, из которой делают чайные блюдца и чашки. Шурка прячет осколок за пазуху — есть теперь что подарить Катьке.
Петуху завидно, он сопит, сердито толкает Шурку, говоря, что тот мешает ему целиться.
Вот уж неправда! Никто Яшке не мешает, он просто не умеет кидать камни.
— Надо камушек держать вот так, тремя пальцами, — показывает Шурка. И глаз зажмурить левый…
— Не учи ученого!.. — ворчит раздраженно Петух и продолжает кидать камешки по — своему.
Его преследует неудача. Злясь, он пуще прежнего горячится. Камни летят градом — и все мимо. Бывает же, не повезет человеку, хоть лопни!
Шурке жалко смотреть на Яшку, на его поспешные, неловкие взмахи руки. Так бы, кажется, и помог Яшкиному камешку лететь прямо — прямо в чашечку. И зачем Яшка врет, что Шурка мешает ему целиться? Очень обидно слышать такую напраслину от друга.