Открытия, войны, странствия адмирал-генералиссимуса и его начальника штаба на воде, на земле и под землей (первое издание)
Шрифт:
Ягодка обсохла до дома, и никому бы в голову не пришло, что она совершила путешествие за Туру.
Когда разочарованные и голодные пастухи распахнули ворота Петькиного дома, рты у обоих приоткрылись от новой неожиданности.
У крыльца на маленькой табуретке рядом с Петькиной матерью сидела молодая учительница Валентина Сергеевна из Курдюковки.
— Вот они — ваши помощники, — чему-то радуясь, сказала она Петькиной матери. — Здравствуйте, ребятки.
— Здравствуйте, Валентина Сергеевна… — не очень дружно
— Вот так я всегда замечала, что прилежные ученики бывают и хорошими сыновьями, — опять обратилась она к Петькиной матери.
Петькина мать согласно кивнула: «Да, да…» Петька никогда не числился в прилежных учениках, но спорить не стал.
— Что это у вас брюки влажные? — спросила учительница.
— Малость постирались, Валентина Сергеевна, — толково, как и подобает хорошему сыну, прилежному ученику, разъяснил Никита.
— Какие молодцы! — радостно просияла Валентина Сергеевна. — Только надо говорить не малость, а немножко, слегка…
«Да, да…» — опять закивала Петькина мать, с горечью думая о том, что рубаху и брюки ей придется сегодня стирать.
— Устали? — спросила учительница.
— Да так, Валентина Сергеевна… — неопределенно разъяснил Никита.
— Это ж привычно нам, — сказал Петька.
— Вы очень не переутомляйте их, — попросила Валентина Сергеевна, снова обращаясь к Петькиной матери. — Это хорошо, что они работают. Но и отдыхать им нужно. Пускай сил набираются.
— Это конечно… — сказала Петькина мать.
— Отпускайте их ко мне, в Курдюковку, я хочу собрать ребят, — мы что-нибудь придумаем на лето. Хорошо?
— Да чего ж, отпущу… — пообещала Петькина мать, думая о том, что Петька сроду еще не спрашивал разрешения на такие дела, как поход в Курдюковку.
Валентина Сергеевна ушла очень довольная учениками, а ученики, едва проводив ее до ворот, яростно накинулись на приготовленную для них простоквашу.
Петька на секунду прервал трапезу лишь для того, чтобы спросить у матери, много ли она надоила, когда та возвратилась с подойником в избу.
— Да уж давненько не даивала так… На седни сыта, хватит. Кринок пять, чай. И где же это вы пасли ее?
— Да тут, везде, — просто разъяснил Петька.
— Чудная она у вас — эта Валентина Сергеевна, — сказала Петькина мать. — Ласковая…
— Ну… — подтвердил Петька. Мол: как же это — чтобы у нас, да не ласковая…
Валентина Сергеевна всего полгода назад приехала из города и, с первого дня все время организовывая что-нибудь, многого еще не понимала в деревне. Весной у нее ничего не стоило отпроситься с урока, сказав, например, что свинья Машка поросится дома. А какая помощь Машке от Петькиного или, скажем, Никитиного участия? Да и кто же матку откармливает? Это если в колхозе, а дома — борова надо, чтоб пожирней…
Никита жевал свой хлеб молча. А потом вдруг перестал жевать и неожиданно и медленно,
— Есть мысль… Я знаю, где камень.
Колька — покоритель сердец
Петька поперхнулся простоквашей.
— Чт… Что?..
Но договорить не успел.
— Тсс, — предупредил Никита и, быстро отломив от буханки хлеба граммов пятьдесят мякиша, пхнул его в рот. Петька автоматически проделал то же самое.
Над подоконником выросла хитрая физиономия Мишки.
— Здравия желаю!
— М-м, — не очень радостно поприветствовал его Петька.
Мишка заглянул в комнату. Мать ушла к этому времени цедить молоко на кухню. Мишка прыгнул через подоконник, подошел к столу, ткнулся носом в пустой чугунок из-под простокваши.
— Тю-тю! — сказал Никита, запрокидывая голову, чтобы дотянуть из кружки последний глоток освежающей сыворотки.
— Идете? — спросил Мишка.
Петька незаметно поглядел на Никиту.
Никита, чуть помедлив, кивнул.
— Посмотрим, что там у вас… — равнодушно сказал Петька. Решать он обыкновенно привык сам, но в тех случаях, когда надо было много думать, ничего не поделаешь — решал Голова, то есть Шар, то есть Никита.
Мишка ухмыльнулся.
— Светка говорит — нехорошо! Ля-ля-ля! Владька — не твое дело! Светка — маме скажу, как не стыдно! Ха? Владька — это ж по согласию!
— Граф Монте-Кристо будут, — коротко перебил Никита.
Петька потом всю дорогу пытался спросить у него, что он такое брякнул про камень. Но, во-первых, мешался под ногами пронырливый Мишка, а во-вторых, Никита усердно не замечал Петькиных стараний.
Никита сказал:
— Ладно, делать нам все равно нечего…
Но, кажется, им обоим хотелось поглядеть, как это Колька тетки Татьянин будет целовать Кравченко. А если точнее — не как будет целовать Колька, а как эта Егорова, Светка самая, «ля-ля-ля» и прочее. Не то чтобы даже «ля-ля-ля», а так это — бывает иногда интересно взглянуть. Ну просто, мало ли девчонок: и рагозинские, и курдюковские. А у этой только и душа-то невесть в чем держится. Кажется, дай ей ведро — она переломится. Голодали, видно, в эвакуации. Из блокады, ясно. Оно и жалко. Другую бы вытянул крапивой под коленками — вот и знакомы. А эту нельзя…
Только у самого хутора Никита шепнул:
— Потом.
Петька хмыкнул: дурак он что ли — начинать разговор при. Мишке.
Владька не поздоровался с ними. Но примиряться никто и не собирался. Мишка ж был секундантом, а это совсем иное дело, чем быть противником, так что Мишка оставался как бы нейтральным.
— Тихо, — сказал Мишка. — Светки нет?
— Светку мать зазвала ужинать, — сообщил Владька.
Петька подумал: жаль, что зазвала. Но так это — мимоходом подумал. Даже сам не заметил, когда.