Открыто: Стихотворения

Кудряшева Аля

Иди отсюда, милый, не мучай бабку, пора уже сворачивать самобранку, а завтра можешь прийти, подарю котенка. Оставь, оставь себе свои золотые.

А ветер вешал звезды на сером небе, и пять из них случайно упали наземь, пять золотых лежат на сыром асфальте, пять золотых, кленовых. Согрей в ладонях.

* * *

Если ты, к примеру, кролик с шелковистыми ушами -ничего не просишь кроме, чтобы лисы не мешали,ты живешь среди волнушек и осоки острой, тонкой,никому ты, брат, не нужен кроме собственных потомков.Пляшет день в окне высоком, башенка скрипит резная,ты живепгь в своей осоке и никто тебя не знает,флюгер в облаках ютится, хоть бы на минуту замер,в башне обитает пища с удивленными глазами.Если ты, к примеру, птица, у тебя намокли перья,хоть куда бы примоститься, чтоб согреться - не до пенья,слишком часто дождик крошит, здесь попробуйне простынь-ка, и закат на небо брошен, как дырявая простынка,ты голодная и злая, и с утра во рту - ни крошки,видишь - башенка резная, в ней высокие окошки,ты тихонько, в уголочке, ты недолго, ты на вечер,на минуточку, а впрочем… и останешься навечно.Если ты, к примеру, вереск, ты растешь на ясном поле,по тебе гуляют звери и расчесанные пони,ты совсем еще недавний, ты сиреневый и робкий,ты совсем уже недальний, ты стоишь у самой тропки.К башенке, где флюгер тонкий на резной сосновой

крыше,он поет себе - а толку, все равно никто не слышит,только кролик вдруг зальется удивленными слезами,только птица вдруг завьется с удивленными глазами.Если ты, допустим, ветер, ты играешь с флюгерами,ты за все вокруг в ответе - холода не за горами,вот и осень побежала в одеяньи изумрудном,с башенки ее, пожалуй, даже разглядеть нетрудно,скоро тополя разденет, солнце в лужах перемелет,ты решай, что дальше делать, каждому раздай по мере,Землю согревать ли дальше, с неба доставать луну ли?.Под дождем таким, что даже крыши лепестки свернули…Если ты летаешь ночью на земном промокшем шаре,где-нибудь заметишь кочку с шелковистыми ушами,и усльпгшпгь, и поверишь, спустишься на камень мшистыйи вдохнешь промокший вереск, фиолетово-пушистый,никаких забот, не зная, ты поселишься в осоке,там, где башенка резная и окошки на востоке,холода не за горами, я не видел, но сказали…Ты проснешься утром ранним. С удивленными глазами.

* * *

Выйди, послушай небо, может быть, станет легче,Если откроешь окна, в окна ворвется ветер,Я для тебя сыграю мокрый напев качелей.Перелистай страницу, листья летят на север,Серым газетным шрифтом дождь укрывает землю,Солнце сидит в сарае, брызгает через щели.Выйди, послушай небо, небо с хрипящим сердцем,Знаю, ты летом ходишь в длинной цветастой юбке,В тонкой прозрачной шали, может быть, станет легче?То ли в глазах улыбка, то ж в ресницах искры,Есть ли горячий кофе, если замерзли губы,Чьи-то босые мысли кашляют на крылечке.Выйди, послушай небо, это совсем не важно,Ласковое дыханье ловит открытый космос,Стадо альдебаранов движется к водопою,Под ноги им тропинка с млечными берегами,Из-под копыт слетают радужные осколки,Дело уже к рассвету, так далеко до поля.Выйди, послушай небо, в комнате пахнет мятой,Чистыми волосами, тихими голосами.Если не будет кофе, лампу зажечь хотя бы,То ли в глазах улыбка, то ли согрелись пальцы,То ли подвластны струны ласковому дыханью,Если ты слишком близко, может быть, ты сентябрь?

* * *

Мне снился… конечно, поезд, а что еще может сниться?Сырая лесная помесь и кислые проводницы,С каким-то горшком бегоний, каких-то пожиток горы,В каком-то пустом вагоне, в какой-то невнятный город.Конечно же, я листала роман о судьбе испанки,Конечно же, я отстала на крошечном полустанке,Конечно, завыли волки, в кустах заметались тигры,Конечно, будильник звонкий, а дальше, конечно, титры…Но страшно на самом деле - а вдруг меня там убили,А мне через две недели встречать тебя из СибириИ нервно считать составы, стоять возле турникета,А вдруг все мои суставы обглоданы страшным кем-то?Какой-то голодной стаей, какими-то злыми львами.Ты выйдешь - а я растаю, как будто бы не бываю.А сон не проймешь стихами, словами не залопочешь,И вновь, затаив дыханье, ныряю, неровный почеркВоды зарябил кругами, как будто попали камнем.Сложи свое оригами беспомощными руками.Мне снилось, что лет мне мало, а сколько - решайте сами,Что я - потерявший маму ребенок в универсаме,Кидаюсь от полки к полке, пытаюсь попасть наружу,И всюду летят осколки, и значит, что дальше - хуже.Я лезу наверх, на ящик, в котором чаи и сласти.Чтоб стать чуть-чуть настоящей, но грозное слышу «слазьте»,Скитаюсь в своих потемках, и слезы из глаз все хлещут,И сладкие злые тетки, и пальцы за течи - клещи.И - снова конец спектакля, внезапный обрыв сюжета,Изящный конец - не так ли? У граждан мокры манжеты.Но ты же будешь, усталый, искать меня на вокзале,Ведь то, что меня не стало, тебе еще не сказали,А люди вокруг, как лужи, ни слова из них не выжать,И значит, мне все же нужно хоть как-то, но все же выжить,Хоть как-то куда-то скрыться на жуткий остаток сонный,Хоть в землю совсем зарыться, хоть стать почти невесомой,А после уже попроще, улыбкой расправить щеки,И солнце хвостом отросшим щекочет нос через щелку.Мне снится, что я синица, летящая деревнями,И кислые проводницы кидают в меня камнями,Кидают в меня осколки витрины в универсаме,По городу бродят волки, почти притворившись псами,А мама ушла к подруге, живущей неподалеку,Вернулась вода на круги - ты чувствуешь подоплеку?От снега намокли крылья, почти что став плавниками,Да, универсам закрыли зачем-то, мы не вникали,И все закрутилось в смерче, здесь не перескажешь вкратце,И здесь уже не до смерти - здесь с жизнью бы разобраться.Что ж, ноль-один в нашу пользу, так выпьем же за победу,Я сяду на нужный поезд и в город родной поеду,И буду - на самом деле, что люди бы ни сказалиВсего через две недели встречать тебя на вокзале,Навстречу тебе тянуться, в родное плечо уткнуться,Вот только бы мне проснуться… вот только бы мне проснуться.

* * *

Есть люди, которые пишут такое прозрачное, как горное озеро с узкими берегами. Они сочиняют его и тут же прячут, чтобы никто, не дай бог, не топтал ногами, оно настолько тонкое, незаметное, как платье у короля, только настоящее, залетное, неземное, залетнее, чем-то насквозь заоблачным нас поящее.

Есть женщины, которые вьплядят столь прекрасными, что даже стыдно дышать с ними тем же воздухом, они на тебя посмотрят - ну только раз, на миг - и можно счастливым сдохнуть, и каждый вот сдыхал, они такие легкие, незнакомые, одновременно слабенькие и сильные - вот, кажется, только что ведь поил молоком ее, кормил с ладошки дольками апельсинными, она смеялась, думала что-то важное, спросила что-то типа: «Посуду вымыл ведь?», потом взглянула нежно глазами ~ влажными - и ты от счастья слова не можешь вымолвить.

Есть время - оно для каждого очень разное, когда становишься частью чего-то общего, допустим где-то на громком звенящем празднике, а может, в ночь пробираясь по лесу ощупью, твои движенья становятся слишком гшавньгми, и руки неловко застыли, мелодий полные, и значит, здесь твоя нота одна, но главная, сыграй ее, ну, пожалуйста, так, чтоб поняли.

Есть тот, у которого с нами одни лишь хлопоты, одни заботы, бессонницы и лишения, ему и так тяжело, он сжимает лоб, а ты и я глядим и ждем какого-то утешения, и ждем дороги правильной и единственной, так, чтоб пойти и выйти куда захочется. Стоит - замучен, тощ совсем, неказист - спиной, наверно, стонет - когда же все это кончится. А что поделать - сам ведь все это выдумал, копайся теперь в их обидах, изменах, ревности, он оглянулся и извинился - выйду, мол, вернусь и отвечу каждому по потребностям.

Сидит на крыльце и смотрит с испугом на руки - зачем все это, оно ж никому не нравится, а небо уже над ним разожгло фонарики и дышит холодом - ох, артрит разыграется.

А в доме пахнет лекарством, горелой кашею, болит висок и сердце стучит все глуше и… И он опускает голову, нервно кашляет и хрипловатым голосом: «Я вас слушаю…»

* * *

В

этом городе птичий полет шелестит быстролистыми кленами,В этом городе море поет, тычет в пристань губами зелеными,Но весна не открытий полна - открывашек, тоски да обманчиков.Я больна, черт возьми, я больна, мне не снятся красивые мальчики,Мне не снится горячая мгла, мне не снятся лесные красавицы,Мне - луна, тяжела и кругла, все в открытые руки бросается.Я стою, растопырив глаза и раззявив ослабшие пальчики.Я-то что, мне бы лучше назад, мне бы все-таки вечер и мальчики,Или жить, или пить допьяна, мне б июль Будапешты с Варшавами,Но луна тяжела и полна и щекочет боками шершав ыми…

И я не знаю, что стало вдруг,Какой сломался рычаг,Но есть лишь пара дрожащих рук -И те от боли кричат.Обратно время крутят года,Мотают века за день,И мне теперь уже никуда,Замри, струну не задень.Фонарь-аптека-остановись,Я путаюсь в падежах,Осталось только - ни шагу внизИ заповедь - удержать.И бьется в потных ладонях свет,Полынный, горький на вкус,И вот сейчас бы немножко вверх -А я как раз отвлекусь,И разбиваются в кровь слова,Течет ручейком тоска,Гудит горячая голова,И нет ничего в руках.Незваный ветер застыл в дверях,Расширен ночной зрачок,И значит, рукописи горят,Которые не прочел.А век за веки рванет - проснись,Мол, время-то истекло,Моя луна полетела вниз.Рассвет. Простыня. Тепло.И вы не верьте, не верьте мне,Делите слова на два,Пока еще не начнет темнеть,Я даже вполне жива.И ты звони, весели, шали,Играй с открытым огнем,Ведь я не знаю, случится лиПроснуться будущим днем.Дура. Пока живешь - значит, пока нормально.Твой кареглазый еж щурится из кармана.Все хорошо - к тому ж наша земля вращается,Твой сероглазый муж осенью возвращается.

Тоже спасибо, для тех, кто в каске - выживу, дотянуПлачет принцесса в забытой сказке: «Мама, хочу луну.»Пыльный усталый загар на плечи - будто бы плащ - пажу.Да, я готова. Включайте вечер. Может быть, удержу.

* * *

Никто меня не толкал, не бил меня по рукам,изящно не намекал, и яда не лил в бокал.Но дрогнул сквозняк в груди - исчезни, не навреди,мне просто стало понятно, что мне пора уходить.Все те же сидят, едят, глазами в глаза глядят,за всеми вокруг следят, басами в ушах гудят.А я взгляну на луну, оставшимся подмигнуи серой прозрачной змейкой за темный порог скользну.И вот за спиной мешок, дорога гладка, как шелк,и если идти, не думая, то даже и хорошо.Ни добрых, ни злых вестей, и можно под нос свистеть,луна разделяет небо на семь золотых частей.Я левой босой ногой ступаю на путь благой,а правой босой ногой чешу свой живот нагой.Не тронет меня беда, иду я по городам,и если хотите счастья, то я вам его продам.И день погоняет днем, и едет другой на нем,и солнце луну меняет горячим своим огнем.А я себе все бреду, бреду на свою беду,и если совсем печально - меняю на сны еду.А нынче - ушла тоска, и боль ушла из виска,по небу гуляет ветер и дымные облака.Я глянул - к глазам рука: весна стоит у ларькаи держит большую чашку холодного молока.Смеется щербатым ртом, пушистым трясет хвостоми гладит ларек по стенке, как если б он был котом.И плещутся тополя, и травы растут в полях,лохматые жеребята по этим полям пылят.Ну что, говорю, весна, привет, говорю, весна,теперь мне малы все шапки и куртка совсем тесна.Что делать теперь, скажи, ловить ребятню во ржи,а может, найти принцессу и к ней поступить в пажи?Она же хитрит, молчит, на ветках сидят грачи,а сердце мое как будто на сковороде скворчит.Конечно, зачем слова, раз кружится голова,раз можно кричать и бегать, и всех вокруг целовать…Какая уж там беда, какие мои года,сердца - они бьются к счастью, сегодня и навсегда.И сколько меня ни бей, ни ябедничай судьбе,весна обнимает город, а я поспешу к тебе.А может быть, ты ко мне, у нас еще сотни дней.И змейки - узором тонким среди голубых камней.

* * *

Замылим, потом замолим,в сонате одни бемоли,в кабак ли сейчас, домой ли?В шкафу пристанище моли,соседка посуду моет,художник рисует море,всю жизнь он рисует море,зелено-синее море, атласно-шютное море,солено-горькое море.Художник мешает краски,зеленую с темно-красной,вот так вот - почти прекрасно,но все-таки так бесстрастно,что даже немножко страшно.Пельмени давно сгорели,соседи шуруют дрелью,ах, кто бы закрыл бы двери, звонок, я зайду в апреле,вот здесь чуть-чуть акварелью…Эх, кто бы принес еды бы?Селедочные ряды бы,петрушечные хвосты бы, под каменной серой глыбойхудожник рисует рыбу.Соседи за стенкой шутят,у них несмешные шутки,художнику не до шуток, он нежно кисточкой щуплойрисует рыбе чешуйки.Он чутко дрожит руками,а рыба бьет плавниками,считая всех дураками, плывет куда-то на каменьи молвит там по-шакальи:Художник, в твоей квартире,(четырнадцать на четыре)Теперь поселилось море, солено-горькое море,атласно-синее море.Живи теперь в нем, не плакай,грызи по утрам салаку,ее заедай салатом, хшхи подводные клады,не жалуйся на зарплату…Художник башкою вертит -вот верьте теперь, не верьте,а в окнах июнем светит, какой-то гуляет ветери радостно скачут дети.Он справится, он же сильный,он мажет по рыбе синими капельку апельсинным, и сверху тоской трясинной,и сверху листвой осинной.И снова рисует море,без рыбы рисует море,квартирно-мелкое море море, атласно-плотное море,солено-горькое море.Такое страстное море, такое страшное море,июньски-нежное море. Художник рисует море.

* * *

Залезть бы под одеяло, забраться под одеяло и жить там, под одеялом, пока из-под одеяла не выманит что-то злое, похожее на будильник.

И из-под пододеяла вещать про большое лето, про солнечность и про, то что в моем под-пододеяле все так хорошо, но все же никто не заходит в гости.

Под теплым пододеялом есть пара любимых книжек, немножко еды и даже ключи и зубная щетка, поскольку никто не знает, как долго оно продлится.

А длится пододеяло, бывает, что пару метров, бывает, что много больше, с забора и до обеда, от стенки и до июня, от школы до Будапешта.