Открытый брак
Шрифт:
Выгнувшись дугой, охаю, когда Наиль припадает к груди, обводит кончиком языка ареолу и задевает зубами сосок, слегка прикусывая и оставляя мелкие синяки и характерные красные отметки.
Внизу живота горячо и печёт, а яростные шлепки тела о тело всерьез задевают барабанные перепонки.
Муж сжимает правую грудь, перемещается ртом к левой. Смотрит из-под густых чёрных ресниц лихорадочным горящим взглядом. Вынув язык, широко и смело облизывает, а меня тут же подкидывает на месте от ярких ощущений.
Комната начинает вращаться, чёрный
Наиль впивается пальцами в мои бёдра. Насаживает резче, агрессивнее. Разгоняется до сумасшедшего ритма и несдержанно ругается.
С глухим «Да, блядь» чувствую, как пульсирует, наполняя меня спермой. Делает финальные асинхронные толчки. Сбивается с темпа и замедляется. Проникает глубже и мощнее. Не стонет и не особо открывает эмоции, но показывает, что испытывает такую же или похожую эйфорию, как и я.
Я перевожу дыхание и с трудом фокусирую внимание на муже. Трогаю взмокшие виски, ловлю требовательный и дикий взгляд.
Взаимные обиды никуда не делись. Они в каждой клетке, в напряженном теле, в бешено колотящемся сердце. В воздухе и мыслях. Мы ранили друг друга и разучились понимать. Больше не узнаем друг друга и даже не пытаемся, потому что страшно.
Наиль натягивает штаны и вытирает рукой лоб. Достав из кармана прямоугольную матовую коробку со знакомой эмблемой, опускает её на мраморную плитку и разворачивается на выход. Как и просила.
Я свожу вместе колени, отталкиваюсь и сажусь. Голова ощутимо кружится.
— Что это? — бросаю мужу в спину.
Неуверенно встав на ноги, чувствую, как по внутренней стороне бедра стекают теплые белые капли.
— Ключи. Вчера в салон пригнали машину, но ты, очевидно, была занята, чтобы ответить на звонок и поехать со мной.
Горло стискивает тугими невидимыми щупальцами и давит.
— Спасибо, — почти беззвучно произношу.
Наиль кивает. Дверь хлопает.
Я открываю коробку и смотрю на красивый переливающийся брелок, чувствуя себя при этом до невозможности гадко.
Глава 60
— Давай-ка сразу с тобой договоримся, — строго предупреждаю дочь. — Пока я еду за рулём — ты не отвлекаешь меня от дороги и ведешь себя тихо-тихо. Как мышь.
Маришка деловито кивает, перекатывая во рту жвачку, после чего пристёгивает ремень безопасности и дает понять, что этот вопрос максимально быстро решен.
Глубоко вдохнув, набираюсь смелости и трогаю с места на новеньком автомобиле. В салоне приятно пахнет кожей. На панели ни единой царапинки. Тачка оказалась куда лучше, чем показывали в обзорах и каталоге.
Плавно выехав со двора, включаю поворотник и сливаюсь с потоком машин. Ладони тут же потеют, а пульс разгоняется и зашкаливает. Водить одной и без подсказок инструктора адски сложно. Особенно,
— Ма, а сколько папе лет: тридцать один или тридцать два? — интересуется Мышка спустя десять минут пути, устав играть на телефоне и вернув его в набедренную сумку.
— Тридцать один.
— Мы испечем ему торт?
— Нет, купим готовый.
Смахнув назад пряди волос, лезущие в лицо, перестраиваюсь в нужный ряд и следую навигатору.
Футболка липнет к спине, на висках выступает пот — кондиционер не спасает. Дорожный трафик такой насыщенный, что сложно куда-либо вклиниться, потому что во мне пока нет должной водительской сноровки и наглости.
— Почему? — продолжает сыпать вопросами Маришка. — Мы всегда пекли торт на день рождения папы.
— Всегда, но не в этот раз. У нас не хватит времени. Да и я уже заказала его в кондитерской — на обратной дороге заберу.
Потянувшись к магнитоле, дочь чуть громче включает музыку и начинает напевать себе под нос знакомые мотивы, абсолютно забывая об установленных ранее правилах.
— Но папе было бы приятно.
— Ему и так будет приятно. Подаришь открытку — вообще расцветет.
— Нет.
С трудом борясь с раздражительностью, отвечаю:
— Да, уверяю тебя.
Дочь фыркает и скрещивает руки на груди, ни в какую не соглашаясь с моей позицией.
— Не настолько сильно, мам.
Мое внимание расфокусировано. В уши врезается дурацкая песня, раздражая барабанные перепонки. Сзади громко сигналит чёрный тонированный джип, которому я перекрыла дорогу.
Просто прекрасно.
Я включаю поворотник и стараюсь перестроиться в правый ряд между Поршем и Мини Купером. К слову, не слишком удачно, потому что последний резко бьёт по газам и подрезает меня в самый неподходящий момент.
— Ай, чтоб тебя!.. — ударяю ладонями по рулю и тут же переключаюсь на дочь, ожидающую ответа: — Да, Мышка! Да! Твоему папе будет абсолютно всё равно — купленный торт или самодельный! И выключи, наконец, музыку — я же просила…
Маришка послушно прикручивает звук и вжимается в сиденье. Резко замолчав, отвернувшись и, очевидно, сильно обидевшись.
Я сжимаю пальцы до побелевших костяшек. Чувствую вину, тяжелым грузом свалившуюся на плечи. И чуть не плачу от собственного поведения и бессилия.
Моя девятилетка умеет тихо себя вести. Она вообще очень умная и понимающая. И, конечно же, не так и сильно отвлекала от дороги.
Разве дочь виновата, что у меня нервы ни к чёрту?
У неё адаптация. Сложнейший период. Мне кажется, я и сама окончательно его не преодолела, но зато знаю, как можно помочь Маришке. Это несложно, если постараться. Достаточно сохранить некоторые старые традиции в новой столичной жизни. Как, например, дурацкий торт. Тем более отец для Мышки остался прежним. Таким же добрым и заботливым, любящим и надежным.