Открывашка и пробой
Шрифт:
– Все? – уточнила Зинаида Матвеевна.
– Все! – кивнул я. – Давайте я вашу сумку понесу?
– Такая ноша не тянет, – отмахнулась она.
Обидно – не доверяет что ли?
– Идем, а то на электричку опоздаем, – поторопила она меня и неожиданно бодрым шагом направилась к выходу.
Я пошел за ней и немного залип на крыльце – какое хорошее, пронзительно-синее, безоблачное небо! Как ярко светит давно не виденное солнце! Как приятно чувствовать на лице его лучи и теплый, пахнущий землей, автомобильным выхлопом, теплым асфальтом – словом, городом! – ветерок.
– Засиделся в Центре-то, – догадалась бабушка,
– В деревне?
– Поселок Липки, – кивнула она. – Я там всю жизнь прожила, а тебе на год сгодится.
И я шестнадцать лет в Липках жил – в другом мире. К черту, мне нужно взять себя в руки и сконцентрироваться на происходящем здесь и сейчас. Мечты о возвращении – это просто мечты, а реальность с ними редко сочетается. Придется учиться жить в новом мире, и сожаления и депрессия мне здесь не помощники, а значит – пошли вон из моей головы! Прости, мама, прости, Таня, но, если я не научусь здесь жить, значит никогда не найду способа попасть домой. Не переживайте сильно, мы обязательно встретимся!
За окнами электрички сначала проносился город, потом – немного частных домиков очень пожилого вида, и с тех пор снаружи поселился лес, иногда перемежаемый перронами. У одного из таких (остановка «Родники») мы сейчас и стоим. Наша остановка – следующая. Из окна видно, как из вагонов выбираются пенсионеры и маленькие дети. Первые – с сумками на колесиках, рюкзаками и пакетами. Дети по большей части налегке. Дачники – от перрона на очищенный от деревьев холм ведет утоптанная тропинка, а на самом холме расположились домики с участками. Так себе – ни одного коттеджа, в основном корявенький «самострой» из всего, что под руку попалось. Вон та будка – «домом» это назвать язык не поворачивается – целиком из деревянных обшарпанных дверей сколочена. Линий электропередач я не вижу – нет в поселке света, но и ездят сюда не развлекаться, а на огород.
Всю дорогу бабушка Зина (разрешила себя так называть) рассказывала о своем житье-бытье: живет в деревне, есть огород и участок за поселком, типа поле – на нем картошка растет. Водопровода в доме нет, но есть колодец во дворе. Носить воду теперь моя обязанность. Электричество есть, и даже телевизор – черно-белый, новости смотреть, как говорит моя опекун, «сгодится». Еще из обязанностей у меня полный комплекс садово-огородных деревенских работ. Скот у бабушки имеется: корова и четыре поросенка. Одного из них мы «ближе к зиме забьем, на мясо». Отец учил, справлюсь.
– Внучке моей шестнадцать лет, – продолжила она рассказ под шипение закрывающихся дверей. – Валей зовут, Валентиной. Она… – бабушка запнулась. – …Оборотень.
Ничего себе!
– А почему она не в Центре? – спросил я.
– Так Центр это для других «открывашек», – ответила она. – Толкачей, целителей и прочих. Оборотни по-другому к войне готовятся, общиной.
«Стаей» – скаламбурил я у себя в голове, и перед глазами встал двухметровое лохмато-зубастое чудовище из учебного фильма. Интересно, а девочка пятнадцати лет в такую же громадину превращается?
– У нас, – не без гордости добавила она. – Самая большая община в Сибири. В каждой семье по оборотню, а то и по два.
– А вы тоже? – спросил я.
– Я-то нет, – разулыбалась она. – А вот сын – да, оборотень. У нас тут
– Следующая станция – «Липки», – проинформировал нас динамик.
– А почему еще не забрал?
– А как туда попадёшь Андрюша? Поезда туда не ходят. Нужно военное сопровождение заказывать. Там же окна без конца отрываются. Может когда и свидимся.
– Вот и хорошо, – засуетилась она, как бы незаметно смахнула слезинку и подхватила сумочку. – Пошли.
Немного постояв в тамбуре, сошли на перрон, оказавшись на лесной тропинке. Бабушка Зина была права – таким воздухом «надышаться» получится. Электричка уехала дальше – кроме нас здесь никто не сошел – и на смену стуку колес пришли скрежет насекомых, шелест качаемых ветром ветвей берез и птичий гвалт. После месяца в бетонном мешке – просто рай.
– Видишь, как хорошо у нас! – оживилась ведущая меня по тропинке баба Зина. – Скоро грибы пойдут, собирай-не хочу. Ягод не счесть. Зверья вот мало – мужиков много, и все охотники. Речка зато чистая, хочешь – купайся, хочешь – рыбку лови. Только сетью не вздумай – оштрафуют, а твоего пособия на штрафы не хватит.
– А у меня пособие есть? – спросил я.
– Есть, – кивнула она. – Пять тыщ рублей в месяц.
– Это много? – спросил я.
– Ты не переживай, Андрюша, – улыбнулась она. – Обузой нам не будешь – я пенсию получаю, семь тыщ, и столько ж Валя получает – пять вместо мамки с папкой, и две – за то что оборотень. Шлепки тебе за сто рублей купила, хлеб в магазине – по десять, вот и считай. Пока в Колиных вещах походишь – они хорошие, раньше на века шили, а потом, как перевод первый получим, все пять тыщ на тебя и потратим сразу, чтобы голодранцем не ходил.
– А есть работа какая-нибудь для меня? – спросил я, осознав перспективы.
Как вообще на пятерку в месяц выживать можно?
– Я, Андрюшенька, поспрашиваю, – пообещала она. – Но если ничего не найдем – не переживай, работы и дома полно, нахлебником себя считать не вздумай – я старая, мне тяжело, а у Валюшки и школа, и тренировки, ей некогда.
– Если государство на меня деньги дает, значит не нахлебник, – кивнул я.
У меня что, вид как у побитой собаки сейчас, раз баба Зина меня так активно успокаивает? Или просто чисто по-человечески жалеет сироту?
Деревья закончились неожиданно, потому что последний кусок пути мы поднимались на холм – баба Зина пыхтела как паровоз, но темпов сбавлять не стала – и мы увидели расположенные на пологом склоне деревянные дома с дощатыми заборами. Дорога под ногами грунтовая, улица – длинная и широкая, простирается на сколько хватает глаз – на том конце деревни тоже подъем. Огороды не простаивают, в воздухе слышатся мычание, блеянье, кудахтанье и черт его знает что еще. Прогулявшись мимо домиков – занавески то и дело подозрительно шевелились – добрались до добротного, железобетонного моста через довольно широкую, метров в тридцать, реку.