Отличный парень
Шрифт:
— С пятьюдесятью франками в кармане? — спросила она.
— Наконец-то мадемуазель делает признание. Оказывается, деньги все-таки нужны ей. С радикальными революционными идеями, которыми напичкана твоя голова, ты еще смеешь требовать у меня денег?
— Я прошу только помочь мне.
— Помочь тебе? За какие такие заслуги? Ты никогда не проявляла ни малейшей солидарности с семьей. Ты высмеивала меня перед моими работниками и даже перед прислугой. Детка, ты слишком доверяешь людям. Они льстят тебе в глаза, а затем бегут ко мне, чтобы донести на тебя… Они сообщают мне все… Можно представить, как они смеются за моей спиной!
— Вы обязаны содержать
— Только попробуй обратиться в суд! Ты очень скоро узнаешь, чем это обернется для тебя. Вначале тебе придется оплатить услуги адвокатов, затем выставить на всеобщее обозрение скабрезные подробности твоего мимолетного приключения в кабинке для переодевания на морском берегу… Неужели ты думаешь, что кто-то захочет копаться в нашем грязном семейном белье? Кто посмеет затеять против нас подобное судебное разбирательство? Никто. Ты увидишь, как перед тобой постепенно закроются двери адвокатских кабинетов. Выслушав твой наивный детский лепет, адвокаты, возможно, растолкуют тебе, что именно подстерегает незаконнорожденных детей на жизненном пути, какая горькая судьба ждет их. Они ненавязчиво поинтересуются, на какие средства ты собираешься существовать вместе со своим незаконнорожденным сыном.
— Я обращусь к общественным адвокатам, которые оказывают бесплатную юридическую помощь малоимущим слоям населения, — сказала она.
— Мы слишком богатая и известная в мире семья, — ответил он. — Мы не имеем права обращаться к кому бы то ни было за бесплатной помощью…
— Тогда я попрошу помощи у деда!
— Его сердце бьется еле-еле; такой новостью ты сразу сведешь его в могилу… Повторяю, мы не заставляем тебя делать аборт. Поступай как знаешь. Раз ты решила стать матерью-одиночкой, будь по-твоему. Только заруби себе на носу: тебе придется покинуть наш дом, если ты только обратишься за помощью к общественности, напишешь в женский журнал, позвонишь на радио. Выбирай — улица или Лондон.
— А что будет, если я напишу в мои любимые левые издания? Я расскажу, что вы делаете со мной… Как вы заставляете меня сделать аборт… Я открою им все секреты нашего добропорядочного семейства…
— Пиши, и ты узнаешь, как они отнесутся к этому… Они примут тебя за полную дуру, которой ты и в самом деле являешься. Окончательно свихнувшуюся на почве беременности. Ты думаешь, что кому-то интересна твоя банальная история?
Ей ничего не оставалось, как обратиться за помощью к матери. Мать могла бы пойти ей навстречу и поселить ее с ребенком в одной из их многочисленных роскошных загородных резиденций… На полном материальном обеспечении…
— Мама, у вас, должно быть, имеются принадлежащие вам средства, открыт собственный счет в банке, неужели вы бросите меня на произвол судьбы?
— Я не могу поступать вопреки воле твоего отца, — ответила мать. — Все важные решения принимаются нами при полном взаимном согласии. Мне еще никогда не приходилось обманывать твоего отца, тем более что его невозможно обмануть. Он обладает необыкновенным чутьем на ложь, а меня так легко уличить в обмане. Я слишком часто краснею. И это выдает меня с головой. И, кроме того, дорогая, я не могу понять, почему ты так упорствуешь в своем желании родить этого ребенка? Я могла бы как-то понять тебя, если бы речь шла о плоде любви с большой буквы, а не о плачевном результате случайной встречи. Доченька, у меня разрывается сердце, но
У нее не хватило мужества произнести: в животе…
— Что касается этого эмбриона, то от него легко избавиться. Процедура — не из приятных, но что поделаешь? Так устроен этот мир. Доченька, у меня никогда не было собственных денег. Твой отец проверяет все записи, которые я делаю в книге расходов, все мои счета до единого. Он оплачивает каждый чек за услуги моего парикмахера и массажистки. Порой мне хочется припрятать немного денег для себя на карманные расходы, но от него ничего невозможно скрыть.
Это была очень дорогая клиника. Роскошный особняк в одном из престижных кварталов Лондона. Палаты в розовых и голубых тонах. Стены одной из палат, обклеенные обоями в цветочек, напоминали весенний цветущий луг… От него рябило в глазах у той, которая лежала в кровати, укрытая одеялом такой же веселенькой расцветки, что и стены. Перед ней чередой мелькали лица медсестер в накрахмаленных белоснежных халатах. Их губы расплывались в фальшивых улыбках, а в глазах сквозило презрение. По коридорам бродили как неприкаянные какие-то бледнолицые, похожие на призраки девицы в шелковых пеньюарах. В этих стенах стояла мертвецкая тишина. Детский крик никогда не прозвучит там, где позолоченным скребком вырывают из чрева издержки веселых вечеринок. И целое поколение, зачатое во время поездок в отпуск, случайных встреч, под действием спиртных напитков или наркотиков, так и не родившись, оказывается на дне мусорного ведра. Накануне хирургического вмешательства каждую «заблудшую овцу» тщательно осматривали врачи. Ей делали многочисленные анализы. Здесь никто не рисковал умереть от банального заражения крови. Слишком большими деньгами оплачивалось доведенное до совершенства убийство.
— Почти четыре месяца, — сказал доктор. — Долго же вы раздумывали…
Ей тут же подставили лоток, поскольку слова врача вызвали у нее рвоту.
Она уже натерпелась стыда, когда в Париже мать заставила ее сходить на прием к семейному гинекологу. Ее встретил господин неопределенного возраста, в очках с золотой оправой. У него был вид пресыщенного гурмана.
— Деточка, ничего не говорите мне… Я все знаю. Я всегда все знаю. Проходите и раздевайтесь…
Ей ничего не оставалось, как раздеться в этом странном врачебном кабинете рядом с гинекологическим креслом.
— Ставьте ваши пятки вот сюда… Как летит время! Кажется, совсем недавно я объявил вашей драгоценной матушке о вашем появлении на свет… Расслабьтесь…
Лучше бы он помолчал, мерзкий слизняк. Его внешность в самом деле соответствовала его непристойному ремеслу.
— Я не делаю вам больно, дитя мое?
И немного позднее:
— Вы действительно беременны, — объявил с радостью этот мерзкий тип.
Анук увидела над собой лицо стареющего развратника.
Он был похож на извращенца, лишавшего невинности несовершеннолетнюю девочку.
— Я осмотрел вас, деточка, — произнес он.
— Что это за штука, которую вы засунули в меня?
Она поспешно натягивала на себя одежду.
— Медицинское зеркало.
И добавил:
— Золотое… В знак уважения к вашей семье я воспользовался моим личным инструментом. Это подарок одной восточной принцессы, с которой собирался развестись супруг по причине отсутствия наследника: Я сообщил ей радостную весть о том, что она способна родить ребенка. И она преподнесла мне такой ценный подарок.