Шрифт:
День рождения
72 дня до войны
11 апреля 1941 г.
От погоды – то солнечной, то пасмурной, то дождливой, то ветреной, – менялось настроение окружающего меня мира. Но была еще одна погода – грустная. Это когда неизвестно почему не хотелось играть, а порой и занять себя было нечем. Тогда я бежала в сарай к поросенку Харитоше. Уж он-то знал, как меня развлечь. Радостно хрюкая, он сначала носился по закутку, потом тыкался
Этим утром я проснулась и, еще не открывая глаз, уже поняла, что погода солнечная – и значит, день будет разноцветным.
Помогая мне одеваться, бабушка Дуня говорила:
– Сегодня тебе исполняется шесть лет. И пора бы самой всё натягивать, застёгивать и завязывать.
– Но ведь у лифа и платья пуговицы сзади, – возразила я.
– Ничего, – ответила бабушка. – Научишься. Не буду же я до старости помогать тебе одеваться.
Я сразу спросила:
– До чьей старости?
Но бабушка мне не ответила.
Много раз слышала я, как гости говорили бабушке Дуне, что она всё молодеет и хорошеет.
Что такое старость, я знала. Это сгорбленные старушки у церкви с жестяными кружками для милостыни. Это старички с палочками, едва бредущие по улице. Это бабушка Вапче, которая часто приходила к нам поговорить с бабушкой Дуней. Она трудно дышала, забираясь на пятую ступеньку высокого крыльца, приговаривая: «Старость не радость, Алдокия Петровна, вапче и в опчем».
А может, и до моей. Это обо мне часто говорили, как я подросла и повзрослела. Так и до старости недалеко, грустно подумала я.
– Завтракать! – Скомандовала бабушка. – Но сначала умываться.
В рукомойнике во дворе вода была холоднющая. Я смочила кончики пальцев и провела ими по лбу и по щекам. Потом ещё погремела рукомойником для виду и вытерлась холщовым полотенцем.
Бабушка Дуня была главной кормилицей в доме. Вставала чуть свет, топила печь и готовила сразу завтрак и обед на большую семью. Ещё она успевала полить свои грядки и покормить поросёнка Харитошу – и всё это пока я спала.
Дедушка, который работал в городе Клетня, приезжал только по воскресеньям. В эти короткие промежутки он меня воспитывал – сажал на колени и рассказывал поучительные истории из своей жизни или читал лекции о том, как я должна себя вести. Я часто засыпала у него на руках и слышала сквозь сон, как бабушка смеётся:
–Отец, да она уже спит совсем!
А он отвечал:
– Ничего, мать, во сне всё лучше усваивается.
И ещё он всегда говорил, что я должна слушаться бабушку и помогать ей во всём. А это значило возиться с маленьким вредным Павликом, сыном тёти Капы, которая была бабушкиной дочерью. Она недавно приехала к нам и уже устроилась на работу. Папа Павлика, дядя Володя, вернётся из армии только осенью, и Павлик его очень ждёт. А пока он на целый день остаётся с бабушкой и со мной.
Тётя Капа меня не замечала, как будто меня и не было вовсе. Всё время, пока она была дома, то и дело слышалось: «Павлик, мой сыночек! Павлик,
Меня так никто не называл. Зато у меня были два родных дяди, которые, я это знала, любили меня.
Дядя Миша работал на заводе самым главным сварщиком. Его друзья говорили, что он ещё и лучший бригадир сварщиков.
Однажды за ним приехала большая чёрная машина и увезла в Московскую область чинить очень нужный самолет, у которого при посадке произошла авария – сломались колесо и одно крыло. Мы ждали дядю Мишу целую неделю и очень волновались. А он приехал домой с почётной грамотой, деньгами и подарками.
Сегодня дядя Миша обещал прийти с работы пораньше, чтобы отвести меня в парк покататься на качелях. Я уже приготовилась ждать.
И вдруг этот день стал приносить мне одни неожиданности.
После завтрака бабушка сказала:
– Ну, Аля, танцуй! Тебе пришло письмо из Ленинграда.
Ура! Это письмо от дяди Серёжи. Он в этом году заканчивает Ленинградское артиллерийское военное училище. Потом он обещал взять меня и свою невесту Любу, и мы поедем служить в армию.
Я открыла конверт и достала красивую открытку с цветами и ещё письмо, где в конце странички дядя Серёжа нарисовал две смеющиеся рожицы.
Бабушка прочитала мне письмо вслух, о том, что сейчас он готовится к экзаменам, но, как только сможет, сразу приедет. Потом прочитала открытку, которая была написана только для меня и начиналась словами: «С днём рождения, моя дорогая племянница!»
Но день рождения только начинался.
Вскоре бабушка позвала меня делать пирожки и плюшки. Русская печка весело потрескивала, а пирожков и плюшек было так много, что я спросила:
– Это мы печём на целую неделю?
– Что ты, – смеялась бабушка, – лишь бы хватило на всех. Ведь у нас сегодня будут гости.
А потом вдруг приехал дедушка. И это была такая радость, что даже Павлик визжал от восторга.
Дядя Миша пришёл с работы очень рано, и они с дедушкой и Павликом ушли в сад, готовить для меня подарок.
Мы с бабушкой в это время встречали гостей. К нам приехали родственники из Брянска, из посёлка Радица, а из села Вязовск – дедушкина сестра с мальчиком, который был старше меня всего на три года. Мне сказали, что он мой двоюродный дядя.
А ещё пришли соседи. И все дарили мне подарки. Но какие-то неинтересные – рубашечки, кофточки, носочки. Дед Иван Сидорыч, наш сосед, что пришёл со своей женой тётей Верой, сказал:
– Какие ей теперь игрушки? Возраст не тот.
И заставил примерить халатик, который сшила мне тётя Вера из цветастого ситчика.
Наконец-то открылась калитка, и дядя Миша позвал меня:
– Аля, иди, принимай подарок!
Я вприпрыжку побежала в сад – и там, между яблонями, увидела настоящие качели, жёлтые, еще пахнущие краской, с удобным сиденьем. Наверху у них с двух сторон были большие деревянные «солнышки», которые поворачивались, когда раскачивались качели.
Мне что-то говорили дедушка и дядя Миша. Я ничего не слышала… Я была счастлива.