Отмеченные лазурью. (Трилогия)
Шрифт:
Ночной Певец совершенно непозволительным образом лазил по полкам, стремясь добраться до самых высоких и самых интересных (равно как и самых пыльных) фолиантов. За лестницей ему идти не хотелось. Она была тяжелой, а кроме того, с ней пришлось бы промаршировать мимо дежурного Черепахи, который наверняка тут же стал бы приставать с расспросами: а зачем? а почему? Кто знает, для каких темных и гнусных дел могла бы послужить библиотечная стремянка, если б попала в лапы столь невменяемого чудовища, как Ночной Певец, разве же нет?
Парнишка привстал на цыпочках, ухватившись одной рукой за полку, а другую вытягивая как можно выше,
«Вот бы… стать… чуть… по… вы… ше… — Книга высунулась из своего гнезда, зацепившись оковкой за соседний фолиант. Рука Творителя с торжеством схватилась за потрепанный корешок. — Попалась!»
В этот момент старая планка, за которую Певец держался левой рукой, не выдержала и с сухим треском лопнула.
«Вот зараза…» — пронеслось в голове парня, который уже летел на неумолимую встречу с твердым полом. Следом за ним рухнула небольшая книжная лавина, с грохотом рассыпаясь как поверх Певца, так и по полу рядом с ним. Певец несколько секунд лежал неподвижно, пытаясь сообразить, остались ли у него еще целые кости. Перед глазами его крутился столб серебристых пылинок, за которым маячила встревоженная физиономия Камушка. А по залу легким эхом отдавались шаги приближающегося библиотекаря. Молодой Творитель резво вскочил с пола, точно ниоткуда не падал, и в панике кинулся укладывать на столе разбросанные фолианты. Камушек не стал задавать вопросы, тут же придя на помощь товарищу.
Когда встревоженный Черепаха приблизился, остатки треснувшей планки благополучно были засунуты под стеллажи, а оба паренька чинно сидели за столом, обложившись стопками книг.
— Что это за шум? — с подозрением поинтересовался Стражник слов.
Певец поднял голову, с трудом отрываясь от чтения, и обвел вокруг себя затуманенным взором, мастерски притворившись рассеянным.
— Шум? Какой шум? Я ничего не слышал.
— Зато я слышал!
— Ой?.. Это, верно, где-то снаружи. Камушек, ты что-нибудь слышал?
Глухой Ткач иллюзий даже не поднял головы. Певец развел руками:
— Вот и он тоже ничего не слышал.
Библиотекарь с кислой миной удалился, напоследок окинув шутника проникновенным осуждающим взглядом. Как только он исчез из виду, невинная улыбка Певца превратилась в болезненную гримасу. С тихим стоном он ощупал свою спину.
«Вот же ж зараза и прыщ на причинном месте… Я чувствую себя просто как мешок с горохом. Стоит меня развязать — а изнутри все косточки так и посыплются».
«По крайней мере, рисковать-то стоило? — поинтересовался Камушек, оценивающим взглядом измеряя горку книг. — Еще чуть-чуть — и тебе надолго бы запретили здесь появляться».
«Посмотрим, что у нас тут имеется. — Певец принялся проглядывать добычу, — „Обустройство прислугой приличного домовладения“. — Нет, благодарю, не требуется. „Жизнеописания блаженных…“? И для этого я рисковал жизнью?»
Следующий том даже не был настоящей книжкой, только невзрачной пачкой отдельных листочков, втиснутых в очень потрепанный переплет, поверху обвязанный шнурком. Певец, скривившись, уже собрался было отложить эту пачку, но все-таки решился заглянуть внутрь, потому что на потемневшей от старости коже разглядел вытисненный знак Круга и Пламени, с которого почти бесследно стерлись остатки позолоты. Распутал шнурок, открыл и замер, потрясенный. На первой странице кто-то небрежно выписал тонкой кистью несколько знаков. Тушь, видно, была исключительно хорошего качества, потому что даже не порыжела с течением времени.
— «Бурон Творитель, сын Совы и Дёрга»… О богини… —
«Что случилось?» — спросил Камушек, наблюдая за приятелем. Певец без единого слова протянул ему листок. Под ним находился следующий листок, похоже, очень старый, потому что бумага слегка пообтрепалась по краям, хотя по-прежнему оставалась белой — владелец ее явно не скупился на хорошие материалы. Страницы были исписаны бисерным почерком. Кое-где виднелись зачеркнутые знаки и криво дописанные разъяснения. Певец проглядывал найденные записки со все возрастающим возбуждением и вместе с тем с легким недоверием. Чем Белый Рог был для Ткачей иллюзий, тем Бурон — для всех Творителей. С той только разницей, что от Белого Рога осталось хоть и небольшое, но все-таки письменное наследие в виде подлинного дневника и разнообразных исторических записей в хрониках великой войны, а почти все работы Бурона сгорели в пожаре, в котором погиб и сам великий маг. По библиотекам кружили только уцелевшие от погромов копии жалких остатков Буронова достояния. А тут вдруг невообразимое сокровище — подлинный дневник легендарного мага, жившего почти четыре века назад, буквально сваливается Певцу на голову! Это казалось сном, миражом, это было почти невозможно и совершенно невероятно!..
Ночной Певец водил пальцем по страницам, исписанным стародавним почерком.
«Матерь Мира! Камушек, он ведь погиб в пожаре! Его хроника сгорела, а это, должно быть, ЧЕРНОВЫЕ ЗАМЕТКИ!»
Камушек растроганно кивал головой.
«И это вот так попросту лежит себе на полке? Ведь некоторые дали бы себе руку отрезать за такое сокровище. Как ты думаешь, за все эти годы никто в этот дневник даже не заглянул?»
«Вполне возможно, на переплете книга никак не подписана и выглядит как ненужные бумаги, просто мусор. Да еще и лежали записки так высоко, что, если б я не стянул их себе на голову, то и дальше бы там пылились. Я сейчас же начну их читать и не оторвусь, пока не закончу. Хоть бы пришлось тут провести всю ночь».
Камушек был настроен более скептично:
«В сумерках нас попросят отсюда, а до захода солнца осталось не так уж много».
«Тогда я возьму это с собой!»
Ткач иллюзий пожал плечами.
«Ты думаешь, Черепахи спокойно выпустят тебя отсюда с таким сокровищем?» — отрезвляюще заметил он.
Ночной Певец сгорбился, точно из него вдруг вышел воздух.
«Ну… нет».
«Давай-ка это сюда». — Камушек вдруг решился. Он уверенно и решительно вложил предполагаемые записки Бурона обратно в потрепанный потемневший переплет, а потом запихнул их себе под блузу. Сверток был толстый и явственно выделялся под одеждой. Но только до поры до времени. Достаточно было легкого усилия Ткача иллюзий, и его внешний вид перестал чем-либо отличаться от обычного. Преувеличенно вежливым жестом Камушек указал Певцу на проход между стеллажами.
«Извольте пройти первым и отвлечь внимание, а ваш покорный слуга, как и положено, двинется следом и понесет багаж господина. Прошу».
«Камушек, неужели я тебя испортил и разложил?»
«Именно так. Причем самым непотребным образом».
Библиотекарь, наслаждавшийся чтением неподалеку от дверей, с некоторым удивлением обратил внимание на то, что молодые посетители уже покидают хранилище:
— Уже? Я-то думал, у вас работы хватит еще на несколько часов.
— Проголодались мы, — пояснил Певец, лицемерно скаля зубы, хотя у него от волнения ноги подгибались. — Э-э-э… Мы там немного набезобразничали, беспорядок устроили. Я не помню, где какие книги стояли.