Отмели Ночи
Шрифт:
Именно тогда и возник леденящий страх, ощущение присутствия чего-то ужасного, непостижимого. Он взмыл ввысь, словно животное, подхваченное смерчем. Теперь он знал имя этого существа. Из недр его души, пульсирующей раскаленным добела камнем и остающейся неподвижной среди бушующего потока, вызванного странным снадобьем, которое он проглотил, донесся звук: Дольмен. Все его существо раскрылось и настроилось на грядущую встречу. Он уже чувствовал приближение Дольмена. И это было как опустошение. Как уход в небытие. Подобно могучему сверхчеловеку, обозревающему вселенную, он видел обугленные осколки мира, обожженные и безжизненные,
Ронин закричал и соскочил с кровати. Споткнулся и налетел на стену. Ставни задрожали. Он был весь мокрый. От пота? Или от морской воды?
Кири, обнаженная и восхитительная – слоновая кость и уголь, – подошла к нему и опустилась на корточки рядом.
– Все хорошо, – нежно проговорила она, неправильно истолковав его состояние. – Я забыла, что ты не привык даже к дыму, а это было еще сильнее. Я хотела доставить тебе удовольствие.
Он обнял ее, ощущая всей кожей удары пронизывающего ночного ветра, летящего с моря. Он взглянул на черное небо и заставил себя дышать глубже, чтобы очистить тело кислородом.
– Нет, Кири, нет, – сказал он изменившимся, напряженным голосом. – Я его чувствовал... не просто видел, а чувствовал. То, что ты мне дала, установило... какую-то связь. Я почувствовал... Дольмен близко, очень близко.
В завываниях ветра голос его превратился в шепот.
– И он идет за мной.
Она решила не задерживаться в этом доме, хотя им обоим надо было отдохнуть. Ронин чувствовал, что ей страшно и что страх ее с каждой минутой сильнее. А к нему, как ни странно, уже вернулось обычное хладнокровие. Воспоминания о кошмаре еще оставались, но в сознании его уже образовалась защитная оболочка, позволяющая спокойно размышлять, не предаваясь мучительным переживаниям.
Они вышли на узкую сверкающую улицу. Было темно – луна уже зашла, а рассвет еще только готовился озарить небо. Шел дождь, в воздухе стоял какой-то густой едкий запах.
Они побежали под дождем к терпеливо ожидавшему их кубару, и тот тут же сорвался с места и побежал через болотистую дельту порта в черные отдаленные пределы Шаангсея.
Молнии, вспарывающие небеса, напоминали скрученные ветви громадного древнего дерева, а громовые раскаты, отдающиеся эхом от стен домов, заставляли кубару то и дело сбиваться с шага.
Они оказались в странном по виду районе – странном даже для экзотического Шаангсея. Они ехали по узким немощеным улицам. Их кубару месил грязь, шлепая по лужам босыми подошвами, а черная вода катилась мутной волной, обгоняя повозку.
Маленькие деревянные и тростниковые домики росли здесь словно из земли, а их запущенность и ветхость производили труднообъяснимое впечатление скорбного достоинства. Безо всяких объяснений со стороны Кири Ронин понял, что перед ним – Шаангсей в том виде, в каком скорее всего он и был до появления на этой земле кантонских жрецов и пучеглазых риккагинов.
Рикша остановился перед возвышающимися колоннами приземистого и широкого каменного храма с мокрым от дождя фасадом, потрескавшимся
Ронин с Кири свернули на узкую улицу и вслед за кубару прошли через двойные бамбуковые двери, обрамленные черным железом. Рикша провел их сквозь толпу кубару, которые толклись возле входа. Ронин решил, что их с Кири вряд ли бы пропустили сюда без провожатого.
Серый каменный пол. Сводчатые каменные стены, от которых гулким эхом – дрожащим, словно неровное пламя оплывшей свечи, – отдавались шепот и бормотание. Этот храм пробуждал иные ощущения, совсем не похожие на те, что испытал Ронин, когда забрел в храм с колоколами.
– Что это за место? – шепотом спросил он.
Кири повернулась к нему, и только теперь он увидел, что она достала откуда-то лиловый шелковый платок и обернула им голову, словно хотела остаться неузнанной, хотя Ронин и не представлял, кто ее может узнать в этом странном месте.
– Кей-Иро Де, – ответила она, использовав не имевшее точного перевода слово из древнего языка народа Шаангсея. Оно означало «морская песнь», «нефритовая змея», «та, которая не имеет конечностей» и, возможно, еще кое-что, чего Ронин не знал. – Я уже говорила тебе, что сегодня наступает кульминация праздника Ламии, – продолжала Кири. Ее фиолетовые глаза поблескивали в полумраке. – Но нынешняя ночь особая. Каждый седьмой год в последнюю ночь празднества является Сиркус Шаангсея.
Ронину вспомнилась женщина с обезьяньим лицом, а рядом – лысый, прячущий деньги. Таинственный шепот. Загадочная сделка.
Сейчас, когда они шли за кубару по узкому коридору без окон, храм казался Ронину необъятным. Влажные каменные стены, покрытые капельками влаги, разносили их шаги гулким эхом. Через равные промежутки в стенах коридора были прорезаны арки, в верхней части которых крепились металлические светильники, отбрасывающие тусклый неровный свет. Они добрались до широкой лестницы и пошли по ступенькам вниз. Ронин с некоторым удивлением отметил, что другого выхода в этом конце коридора, кажется, не было.
Они осторожно спускались по лестнице. Теперь их путь освещали зажженные факелы, закрепленные на закопченных металлических кронштейнах весьма древнего вида. Еще пятьдесят ступеней – и они оказались на площадке, заполненной кубару, внимательно изучавшими каждого проходящего. Они спускались все ниже. Воздух становился все более сырым и промозглым, а ступени – скользкими от влаги и ила. Ронин в конце концов перестал считать пролеты.
Когда они добрались до последней площадки и миновали стражу, он заметил, что воздух насыщен солью и испарениями фосфора и серы. Распорядитель подал им знак, и они, едва ли не ползком, пробрались сквозь узкий и темный лаз, грубо высеченный в скале. По сырому полу у них из-под ног разбегались какие-то мелкие зверюшки.
Тоннель привел в обширный грот, освещенный огромными оплывающими факелами, потрескивающими и дымящими в сыром воздухе. Из неровного пола вырастали огромные каменные колонны естественного происхождения, уходившие в темноту невидимого потолка. Они были испещрены влажными пятнами и полосками минеральных вкраплений, отсвечивающих металлическим блеском.
В пещере было столько людей, что Ронин поначалу не разглядел, вокруг чего они все толпились. Потом, как-то неуловимо переместившись, толпа мгновенно раздалась, и он увидел водоем.