Отмели Ночи
Шрифт:
Несколько раз, заслышав отдаленный гул, переходивший потом в явственный топот множества копыт, вздымавших облака пыли, Хинд заводил их в залитые водой поля, где им приходилось пережидать, пока не пройдут воинские отряды и дорога не освободится снова. Всякий раз, сидя в укрытии, Ронин поглаживал шею своего лумы, чтобы тот не подал голоса.
Потом рисовые поля закончились, уступив место рощам, шелестевшим в ночи листвой. Вновь оказавшись на твердой почве, их лума прибавил скорость. Они стремительно неслись сквозь ночь, ведомые сверхъестественным инстинктом Хинда.
Они мчались теперь
Так, ведомый странным существом, полукрокодилом-полугрызуном с примесью, быть может, чего – то еще, верхом на взмыленном скакуне, чья рыжая шерсть отливала алым, с едва знакомой ему женщиной за спиной, он въехал в Хийян, небольшой портовый город на море. Измученный, с воспаленными, покрасневшими глазами, голодный, с губами, распухшими от жажды, с почерневшим от дорожной пыли лицом, Ронин несся по скользким мощеным улицам, мимо рано поднявшихся заспанных горожан – время было предрассветное, и город потихонечку просыпался, – мимо деревянных домов со скошенными крышами и каменными дымоходами, из которых в холодный просоленный утренний воздух уже поднимались тонкие струйки дыма.
В небе кружили чайки; они скользили над самой поверхностью воды, приветствуя хриплыми криками восходящее солнце. Хинд привел их к самому берегу, к таверне с покачивающейся на морском ветру деревянной вывеской над гостеприимно распахнутыми двойными дверями. Черная надпись на вывеске выцвела от дождя и ветра. На стене сохли рыбачьи сети.
У дверей стоял человек небольшого росточка с загорелым морщинистым лицом, с белыми волосами, подвязанными вытертой кожаной лентой, с седой бородой и темно-серыми глазами. Одет он был в куртку из мятой кожи с наброшенной поверх нее кольчугой, коричневые штаны и грубые кожаные башмаки. Когда они подъехали поближе, он отошел от дверей, чтобы поприветствовать их. При ходьбе стала заметна его хромота.
– Вот и ты, Ронин, – сказал Боннедюк Последний. – Очень рад снова тебя увидеть.
– Континент человека обложен со всех сторон.
– Но главный удар направлен на Камадо.
– Да. Думаю, что все решится в Камадо. Кай-фен произойдет именно там.
– Я уже слышал это слово...
– Кай-фен – последняя битва человечества.
– Но ключевая фигура – Маккон. Убить хотя бы одного из них – значит предотвратить пришествие в мир Дольмена.
Ронин проглотил кусок мяса и подлил вина Моэру.
– Я готовился с ним сразиться. Зачем ты велел Хинду увести меня?
– Потому что, – медленно
– Откуда ты знаешь?
– А откуда я знал, что он убьет Г'фанда в Городе Десяти Тысяч Дорог? Кости сказали.
– Ты знал, но дал нам уйти?
– А ты бы позволил мне остановить вас?
Они сидели в полутемной таверне, окна и открытые двери которой выходили на причалы Хийяна. Высокие корабли с белоснежными парусами, что стояли на якоре неподалеку от входа в порт, тихо поскрипывали снастями. Баркасы с людьми и товаром сновали по узкой полоске воды, отделявшей корабли от берега. Мимо дверей прошли двое рыбаков и принялись снимать сети со стены таверны. Раздался смех. Хозяин таверны выбрался из-за стойки и пошел поболтать с рыбаками.
Каменный очаг выплевывал языки пламени к отверстию дымохода, но в такой ранний час помещение таверны еще не успело наполниться дымом. Стропила на потолке давно почернели от копоти и жира.
Боннедюк Последний дал Ронину возможность поспать три часа в небольшой комнатушке на втором этаже с окнами в свинцовых переплетах, выходившими на набережную, и высокой кроватью, на которую Ронин рухнул без звука, и даже резкие выкрики моряков в порту не нарушили его сон. Моэру Боннедюк проводил в соседнюю комнату. Она поднялась раньше Ронина и, как только заслышала на лестнице шаги прихрамывающего Боннедюка, проскользнула к нему в комнату и легонько потрясла его за плечо.
– Где они? – неожиданно спросил Ронин.
Пряча улыбку, Боннедюк Последний полез за пазуху и достал из-под куртки семь белых кубиков, вырезанных, как он однажды сказал Ронину, из зуба мифического гигантского крокодила. На каждой из граней всех семи кубиков чернели какие-то странные знаки. Кости.
– Что они тебе говорят?
– Кай-фен начался, Ронин. Последняя битва. И теперь каждый должен сыграть отведенную ему роль. Каждый. Даже мы с Хиндом.
– Даже?
Лицо карлика потемнело.
– В этой битве человечество либо выстоит, либо падет. Таков расклад: уцелеть или погибнуть. Третьего не дано. Наступает новая эпоха, Ронин, и никто не скажет, что она принесет с собой.
– Даже кости.
Это был не вопрос.
– Ни один человек, ни одно существо не знает нынешнего соотношения сил.
Рядом с ним зашевелился Хинд. Его передние лапы дрожали. Ронин взглянул на него, и ему в голову пришла странная мысль: Может быть, Хинду снился сейчас тот же самый сон, который однажды приснился Ронину, – как он несется по сочным лугам вместе с преображенным Черным Оленем, рога которого превратились в сверкающий шлем.
– Теперь, когда все светлые линии, уходящие в будущее, обрезаны, слепые силы выстроились в боевые порядки. Вот почему так жестока и неоднозначна борьба за власть; вот почему путь к победе лежит через боль и страдания, вот почему... – Боннедюк наклонился и погладил чешуйчатую спину Хинда, – об исходе грядущей битвы я знаю не больше, чем ты.
В голове Ронина мысли о последней битве причудливо переплетались с размышлениями о Черном Олене. Потом он выбросил все это из головы и поднял кулак в перчатке.