Отмененный проект
Шрифт:
Еще больше историй можно рассказывать о том впечатлении, которое Амос производил на окружающих. Для физика, получившего премию Вольфа, Тель-Авивский университет устроил вечеринку. Эта премия является второй по значимости в мире физики, ее победители часто получают и Нобелевскую премию. Поэтому на вечеринке присутствовало большинство ведущих физиков страны. Но лауреат почему-то большую часть вечера провел в углу с Амосом, который недавно заинтересовался черными дырами. На следующий день лауреат позвонил организаторам с вопросом: «Кто был тот физик? Он не назвался». После долгих расспросов выяснилось, что тот имеет в виду Амоса, психолога. «Это невозможно, – сказал лауреат, – он
Авишай Маргалит, философ из Принстона: «Что бы вы ни обсуждали, складывалось впечатление, что Амос полностью в теме. В ясности и глубине его реакции на любую интеллектуальную проблему было что-то умопомрачительное. Он сразу оказывался в центре любой дискуссии». Ирв Бидерман, психолог из Университета Южной Калифорнии: «Физически он был непримечателен. В комнате, полной людей, он был бы последним, на кого вы обратили бы внимание. Но только до тех пор, пока он не начинал говорить. Тогда каждый думал, что это самый умный человек, которого он когда-либо встречал».
Дик Нисбетт, психолог Университета штата Мичиган, после знакомства с Амосом разработал тест на интеллект из одной строчки: чем раньше вы поймете, что Амос умнее вас, тем умнее вы сами. «Он входил в комнату, – вспоминает математик Варда Либерман, его близкий друг и соратник. – Сам невзрачный, невзрачно одетый. И сидел тихо. А потом начинал говорить. И в мгновение ока становился светом, к которому слетались все бабочки; все начинали смотреть на него и прислушиваться к тому, что он скажет».
Большинство историй, которые рассказывали об Амосе, связаны с его необычным образом жизни. Он существовал в режиме вампира. Ложился спать, когда солнце всходило, и просыпался во второй половине дня. Ел соленые огурцы на завтрак и яйца на ужин.
Он свел к минимуму житейские задачи, которые считал пустой тратой времени. Мог проснуться в полдень и поехать на работу, а в машине по дороге бриться или чистить зубы, глядя в зеркало заднего вида. «Он не следил за временем суток, – рассказывает его дочь Дона. – Это не имело значения. Он жил в своем мире, и вы просто случайно могли с ним там столкнуться». Бог в помощь тому, кто пытался затащить его в музей или на заседание правления.
«Для тех, кто любит вещи такого рода, это именно то, что им нужно», – повторял Амос, цитируя роман «Мисс Джин Броди в расцвете лет» Мюриэль Спарк. «Он пропускал семейные праздники, – говорит его дочь. – То есть приходил, если ему хотелось. В противном случае не приходил». Дети не принимали это на свой счет: они любили отца и знали, что он любит их. «Он любил людей, – сказал его сын Орен. – Ему просто не нравились социальные нормы».
На многое, немыслимое для большинства людей, Амос не обращал внимания. Например, если он хотел бегать – он бегал. Не разогреваясь предварительно, не надевая спортивного костюма… Просто снимал штаны и в одних трусах мчался до тех пор, пока не мог больше бежать. «Амос считал, что люди платят слишком высокую цену, чтобы избежать неловкости, – говорит его друг Авишай Маргалит. – И для себя давно решил, что оно того не стоит».
Он обладал сверхъестественным даром делать только то, что делать хотел. Варда Либерман вспоминает, как однажды пришла к нему и увидела на столе недельную почту. Небольшие стопки, по одной на каждый день, посягавшие на время Амоса. Запросы, вакансии, предложения почетных званий, приглашения на лекции, обращения за помощью с какой-то заумной проблемой, счета… Когда приходила почта, Амос открывал то, что его заинтересовало, а остальное складывал на стол. Каждый день новая корреспонденция отодвигала старую все дальше и дальше. Когда письма достигали края стола, Амос сваливал их, не открывая,
«Если я сетовал Амосу, что должен сделать и то, и се, – вспоминает его старый друг Йешу Колодны, – он неизменно отвечал: нет, ты не должен. И я думал: счастливый человек!»
Прекрасная ясность взаимоотношений с Амосом заключалась в том, что все его симпатии и антипатии непосредственно проявлялись в его поступкках. Дети Амоса хорошо запомнили, как их родители поехали в кинотеатр смотреть фильм, который выбрала их мать. А через двадцать минут отец вернулся. Амос решал, стоит ли смотреть фильм, в первые пять минут. (Если речь не шла о «Блюз Хилл-стрит» (его любимый сериал), или «Субботним вечером в прямом эфире» (он никогда не пропускал это шоу), или игры НБА (он был одержим баскетболом). Затем он снова поехал в кинотеатр и, когда фильм закончился, привез жену домой. «Они уже взяли мои деньги, – объяснял Амос. – Должен ли я отдать им еще и свое время?»
Если по какой-то нелепой случайности он оказывался в окружении человеческих существ, с его точки зрения, непривлекательных, он становился невидимым. «Он входил в комнату и решал, хочет ли он иметь что-то общее с этими людьми, и если нет, то отходил на задний план и просто исчезал, – говорит Дона. – И он никогда не принимал социальной ответственности, очень грациозно, очень изящно, но не принимал».
Порой люди обижались на Амоса. Одних бегающих светло-голубых глаз было достаточно, чтобы сбить с толку людей, которые его не знали. Складывалось впечатление, что он не слушает; на самом деле проблемы зачастую начинались тогда, когда он вслушивался слишком внимательно. «Если он решил, что ты скучен и тебе нечего сказать, – говорит Авишай Маргалит, – он запросто оборвет тебя на полуслове».
Ему и в голову не приходило, что кто-то, с кем он хотел бы провести время, не захочет того же. «Он считал себя неотразимым, – говорит Самуэль Саттах. – Что было странно для столь умного человека». «Он как бы приглашал любить себя, – вспоминает Йешу Колодны. – Если вы пользовались расположением Амоса, любить его было легко. Люди боролись за его внимание». Окружающие спрашивали себя: я знаю, почему он мне нравится, но почему ему нравлюсь я?
Амнон Рапопорт не испытывал недостатка в поклонницах. Прославленный участник боевых действий, храбрец. Израильские женщины, впервые увидев его светлые волосы, загорелую кожу и точеные черты, часто решали, что он самый красивый мужчина, которого они когда-либо встречали. К тому же он получил докторскую степень в математической психологии и стал профессором, которого высоко ценили в лучших университетах мира.
И даже он, почувствовав симпатию Амоса, удивился: «Я знаю, что тянуло меня к Амосу – его интеллект. Но не понимаю, что привлекало его ко мне. То, что я очень красивый?» Вне зависимости от источника взаимного притяжения, возникшее чувство было сильным. С момента встречи Амнон и Амос стали неразлучны. Они сидели рядом в учебных аудиториях, провели лето в пеших прогулках по стране. «Я думаю, некоторые люди считали нас гомосексуалистами или что-то вроде того», – говорил Амнон.
Еврейский университет в конце 1950-х требовал, чтобы студенты выбрали две области для концентрации усилий. Амос остановился на философии и психологии. Но он рассматривал свою интеллектуальную жизнь стратегически, словно это были месторождения нефти, до которых нужно добуриться, и после двух лет занятий объявил, что философия оказалась сухой скважиной.