Отметить день белым камешком
Шрифт:
(На сиднейских пляжах по песку и траве, среди людей ходят голуби и чайки. Чайки берут хлеб из рук - они здесь ручные.)
– ...После телевизионного интервью ко мне в номер звонили разные люди. И внук Миклухо-Маклая - Пол Маклай. Он сам нашел меня. И профессор Лейкок из университета. Позвонила и миссис Нестор - милая Мария Михайловна Нестеренко; она живет на окраине Сиднея, на Варвик-стрит, в Стаыморе. Ее судьба интересна. Семья Нестеренко приехала сюда в 1913 году, потому что брат, Анатолий Михайлович Степанов, революционер-большевик, бежал из сибирской ссылки в Австралию. Он-то и вызвал сюда семью.
Приехали они в Брисбейн. На пристани их встречал высокий красивый мужчина, который представился Томом. Фамилия у Тома была
– Я сам вас отвезу на Кенгуру-Пойнт, - сказал Артем.
"Кенгуру-Пойнт" - так называли в то время иммиграционный оффис. (Когда первые европейцы увидели это диковинное животное и спрашивали перепуганных аборигенов: "Что это такое?" - те отвечали: "Кен гуру" - "Не понимаю". С тех пор это животное стало называться "не понимаю" - "кенгуру".)
В "Кенгуру-Пойнт" было много эмигрантов. Два сорта русских эмигрантов приезжали в Австралию: те, которые бежали от царского самодержавия, и те, кто приехал за длинным рублем.
– "Политики", - рассказывает Мария Михайловна, - жили особой жизнью. Давали свои концерты; у нас были свои собрания, праздники. Душой "русских австралийцев" был Артем, человек нежный, иначе его и не определишь. Он жил сначала у нас, а потом поселился рядом с нашим домом, вместе с Гордоном Брауном. Гордон тоже рабочий, после стал членом парламента. Они умели и работать, и поднимать рабочих на демонстрацию. Умели они и шутить. Как-то, помню, взяли у нас простыни, сшили из них балахоны и ночью играли в привидения... Потом Артем переселился за город. Подруга Тома была немкой, звали ее Минни. У нее была дочка Лили, не совсем здоровая, и Артем был с ней особенно нежен. Артем, работая, умудрялся помогать всем русским в Австралии. Он выступал и как переводчик - ходил с нашими неграмотными старухами и стариками и к врачу, и в полицию; он был настоящим интеллигентом, он никогда не стеснялся помочь неграмотным, растолковать им, объясниться вместо них с гогочущими чиновниками, которые тогда издевательски смотрели на наших людей.
У нас на чердаке Артем оборудовал типографию подпольной газеты "Девятый вал". Я помню, что кроме брата и Артема приходил еще товарищ Иордан. Вышло тогда всего два или три номера газеты. Потом, говорят, эта газета выходила в Брисбейне, там осело особенно много русских.
Артем тогда жил в местечке Купес-плейн. Это маленькая ферма, там для девочки было лучше, чем в городе. У него была лошадка, он на ней ездил на станцию. Сначала-то они жили в палатке - он, Минни и дочь, потом уже построили хижину, мы ему все помогали. Артем был сезонным рабочим на бойне. Тогда была безработица, устроиться на постоянную работу было невозможно. Иногда он приходил к нам переночевать, - если поздно кончал работать и не мог добраться к себе. Я помню, как он организовал манифестацию в 1914 году против войны. Главными организаторами был он, его австралийский друг Джимми Куинтон и Гордон Браун. Я помню, как они себя приковали цепями к дереву, чтобы полиция не могла их прогнать с площади. За это, между прочим, их потом и посадили.
В 1919 году в Австралию приехал Петр Симонов, представитель из Москвы. Он поселился в Монт-Морган, на железной дороге. Вместе с Петром Симоновым приехали Уткин и Зузенко. Зузенко огромный, семи футов роста, басистый. Они приехали, повстречались с нашими людьми, поспрошали, кто хочет возвратиться домой. Многие захотели, но власти им запретили выезд. Тогда люди решили устроить воскресный марш. Полиция разрешила устроить такой марш, но без красного знамени. Вот и пошли - русские впереди, австралийские рабочие сзади. Полиция сопровождала их на лошадях. Зузенко все-таки поднял
Когда кончился тот марш, мы вернулись домой. Вдруг прибежал Зузенко, закричал: "Закрывайте окна, идет полиция!" Мы закрыли окна, двери. Несколько десятков полицейских пришли в наш район, стали врываться в дома. Раздался выстрел. Кто стрелял, до сих пор неизвестно. Однако назавтра газеты написали, что это стреляли большевики из дома Степановых. Из-за этого меня лишили права учиться. Арестовали Зузенко, Рязанова и Розенберга. Потом, впрочем, их выслали из Австралии.
Я слыхала, что Зузенко был впоследствии капитаном на пароходе, который курсировал между Ленинградом и Лондоном.
Когда брат Анатолий уехал в Советский Союз (они уехали вместе с Артемом), мы тронулись следом за ними на родину. Мама, правда, осталась в Сиднее, она болела. Приехали мы в Харбин, оттуда через всю Сибирь в Москву. Ехали три месяца. Было лето, поэтому не завшивели - купались во всех речках. Поезд пройдет километров сорок и станет, а мы - купаться. Приехали в понедельник, в тот день в катастрофе погиб брат Анатолий, я осталась одна и вернулась к маме в Австралию.
Мой младший брат Костик видел Ленина. Я не помню сейчас, где это было - то ли в "Метрополе", то ли он был у Артема в Кремле. Вошел Ленин, погладил Костика по голове, пошутил: "Молодой австралиец..." А Костик плакал - он не мог решить арифметическую задачу: "Вы купили в лавке семь фунтов говядины, три отдали соседям, а оставшееся разделили на восемь частей". "Я не понимаю, плакал Костик, - что такое говядина?"
...Мария Михайловна смотрит на меня с нежностью, угощает домашним печеньем. Домик у нее стереотипный, комнаты маленькие, кухонька крохотная, туалет на улице - туда нужно идти через огородик (совсем как в маленькой деревеньке!). На огороде она сажает редиску, морковь, немножечко картофеля пенсия-то крохотная. Подрабатывает: приезжают наши делегации - устраивается переводчиком. Когда спрашивает о Москве, глаза ее увлажняются, и делается мне мучительно жаль эту одинокую маленькую женщину в такой далекой Австралии, где люди, как я был убежден в детском саду, ходят "вниз головами"...
Завтра утром вылет в Порт-Моросби. Багажа у меня нет, - сумочка с рубашкой, носками, мылом, пленкой и диктофоном. Придется терпеть и на Новой Гвинее "безгалстучного и бородатого, словно Че, красного писателя", как писали здесь в газетах.
Остаток дня провел за городом - укатили в "Африкэн Лайон Сафари". Неподалеку от естественных водопадов, в ста километрах от Сиднея, организовано сафари. Вас пускают на машине ("Только не вздумайте открывать стекла!") за высокую решетку, и вы ездите по аллеям; иногда останавливаетесь, не можете двигаться - на асфальте лежат львы и едят мясо. Их здесь много, машин они не боятся, подпускают не то что на метры - на сантиметры; подъезжайте и фотографируйте на здоровье усатых, добромордых, очень спокойных и снисходительных царей природы.
"Пожалуйста, не ремонтируйте сами вашу машину, если она остановится! гласит плакат у въезда.
– Дождитесь техпомощи!"
О событиях последующих дней я написал в корреспонденциях для "Правды" и "Литературной газеты".
...Времени у меня было в обрез, поэтому, прилетев в Австралию, я сразу же начал готовиться к путешествию в Папуа и Новую Гвинею. В авиакомпании "Квоятас" молодой клерк переписал мой билет.
– В Порт-Моросби вы отправляетесь послезавтра. После путешествия по острову возвращаетесь в Брисбейн, а затем через Дарвин в Сингапур. Где можно найти вас в случае чего?