Отмороженный
Шрифт:
— Они дважды обыскивали меня. У меня нет при себе радиоаппаратуры. А если бы и была, то я сам только что совершил уголовное преступление — попытку подкупа для соучастия в убийстве.
— И, кроме этого, провоцирование на уголовно наказуемое деяние, — добавил Гонзага. Его манера говорить показалась Хансену настолько странной, что он подумал, что человеческий язык не был родным языком дона.
— Да, — согласился Хансен.
— А что такого я смогу получить в обмен на эту гипотетическую услугу, детектив Миллуорт?
— Капитан Миллуорт, —
— И что бы это могло быть? — пробормотал Гонзага, самым прозрачным образом намекая на то, что он уже купил все услуги, какие только ему могло предложить управление полиции Буффало.
— Безнаказанность, — ответил Хансен.
— Без... чего? — Эмилио Гонзага вынул изо рта длинную сигару и тут же показался Хансену похожим на лягушку, пытающуюся выплюнуть случайно проглоченный экскремент.
— Безнаказанность, дон Гонзага. Свобода не только от судебного преследования в тех случаях, когда вам предъявляются обвинения в убийствах, но свобода даже от серьезного расследования. Свидетельство об освобождении из тюрьмы без приложения в виде самой тюрьмы. И это касается не только убийств, но и проституции, и наркотиков. Всех отделов.
Гонзага снова зажег и раскурил сигару и нахмурил брови. Хансен уже успел заметить, что он любил выставлять напоказ процесс собственного мышления. И в конце концов Хансен увидел, что в жабьей голове словно зажглась лампочка — до Гонзаги дошло, что ему предлагают.
— Оптовая закупка, — сказал дон.
— Я действительно выступлю в роли оптового рынка, — согласился Хансен.
— Значит, вы готовы прозакладывать жопу, что станете шефом полиции?
— Вне всяких дискуссий, — подтвердил Хансен и добавил, увидев, что брови его собеседника снова поползли вверх: — Наверняка, сэр. А в настоящее время я могу заверить, что ни одно расследование убийств даже не направляется в вашу сторону.
— И все это в обмен на убийство одного парня?
— В обмен на простую помощь мне в убийстве этого парня.
— Когда?
— Я рассчитываю встретиться с ним в старом вокзале в полночь. Это означает, что он, вероятно, будет там не позже десяти часов.
— Этот парень... — протянул Гонзага, снова уставившись на фотографию. — Он кажется мне обалденно знакомым, только вот никак не вспомню, где же я мог его видеть. Мики!
Азиат, стоявший у стены, неслышными шагами приблизился к своему боссу.
— Мики, ты знаешь этого парня?
— Это Говард Конвей. — Голос у человека оказался таким же ровным, как и его походка, слова были произнесены очень тихо, но от них у Хансена закружилась голова, и он во второй раз за один день увидел перед глазами пляску черных пятен.
Курц играл со мной. Раз ему известно имя Говарда, значит, Говард мертв. Но зачем он назвал это имя Гонзаге? Неужели они предвидели и этот мой шаг?
— Да, — сказал Гонзага, — это новый гребаный телохранитель Энджи Фарино. — Он сунул фотографию Хансену. — А что
— Он вовсе не из Рэйфорда, — самым спокойным тоном, на какой был способен, ответил Хансен. Он несколько раз моргнул, стараясь избавиться от пляшущих перед глазами пятен и не выказать при этом своей тревоги. — Он не так давно освободился из Аттики, и его фамилия Курц.
Дон снова посмотрел на азиата.
— Курц... Курц... Где-то мы слышали это имя, правда, Мики?
— Лео, наш парень в их лагере, перед тем как исчезнуть, сказал, что Малыш Героин расщедрился и пообещал несколько никелей [44] тому, кто свернет шею бывшему сыщику по имени Курц, — ответил Мики Ки, не выказывая Гонзаге никаких признаков почтения.
Гонзага еще сильнее нахмурил брови.
— А с какой стати Энджи решила нанять парня, которого ее брат хочет убрать?
44
Никель — монета в пять центов (амер.).
— Она ведет свою собственную игру, — ответил Хансен. — И лично я ставлю на то, что вы останетесь вне ее игры, мистер Гонзага.
— Сколько народу вы хотите? — хмыкнул (а может быть, хрюкнул) Гонзага.
— Мне не нужно много, — сказал Хансен. — Чем меньше, тем лучше. Я только хочу, чтобы они были лучшими. Мне нужна гарантия того, что Курц и любой, кого он приведет с собой, не смогут выбраться из вокзала живыми. Есть ли среди ваших людей кто-нибудь настолько хороший, чтобы вы могли дать мне такую гарантию?
Эмилио Гонзага широко улыбнулся, показав большие лошадиные зубы, по цвету напоминавшие пожелтевшую от старости слоновую кость.
— Мики? — проронил он.
Мики Ки не улыбнулся в ответ. Но он кивнул.
— Курц сам назначил встречу на полночь, но он будет там раньше, — сказал Хансен, повернувшись к Мики Ки. — Я собираюсь подъехать туда к восьми и взять с собой еще двоих человек. Там, в этом заброшенном здании, будет темно. Вы уж постарайтесь не принять нас за Курца. Вы сможете добраться туда в такой буран?
Эмилио Гонзага вынул изо рта сигару и флегматично хохотнул.
— У Мики есть отличный долбаный «Хаммер».
Глава 32
Вся вторая половина дня в «Прибрежных башнях» прошла под знаком необычно умиротворенного, почти элегического спокойствия.
Джо Курц узнал слово «элегический» от Пруно за время их долгой переписки, которая продолжалась все годы, которые Курц просидел в Аттике. Прежде чем Курц попал за решетку, Пруно дал ему список из двухсот книг, которые он должен был прочесть, чтобы начать свое образование. Курц прочел их все, начиная с «Илиады» и кончая «Капиталом». Больше всего ему понравился Шекспир; он по неделе, а то и больше наслаждался каждой из пьес. И сейчас Курц догадывался, что, прежде чем ночь успеет закончиться, вокзал станет похож на сцену из последнего акта «Тита Андроника».