Отморозок 4
Шрифт:
— Ой, прости, я такая неловкая, — сказала она, мило улыбаясь, но в ее глазах не было никакого смущения, в них был только едва сдерживаемый смех.
— Да ничего, — пожал плечами Иван. — Бывает.
— Да, бывает, — охотно соглашается Инга, обходя вокруг Ивана и как бы невзначай, легко касаясь руками его ягодиц, бедра, живота. — Чего только не бывает в этой жизни…
Иван все больше возбуждался, не зная, как ему себя вести с Ингой, а та, видя его сомнения, только загадочно улыбалась и продолжала вести только ей одной понятную игру. Она все так же мягко двигалась вокруг парня и касалась его тела. Когда
— Руки!
Иван тут же одернул свои руки от девушки.
— Они у тебя грязные, — с усмешкой пояснила она и, шагнув вперед, рванула ремень на его спецовке, расстегивая его. А потом, бесстыдно глядя ему прямо в глаза, легким с хриплым смешком добавила: — Убери руки, я все сделаю сама.
Инга быстро расстегнула ремень на Карабанове и, рывком сдернув его штаны вместе с трусами вниз, опустилась на колени, ловко поймав своими полными чувственными губами его восставшее мужское достоинство. Карабанов немного попятился, оперся руками об машину и издал глухой стон, закрывая глаза.
Глава 7
Два БТРа с открытыми люками, из которых торчали головы мехводов, пылили по извилистой горной дороге. Между ними, натужно взрёвывая двигателем, перла набитая продуктами и снарягой «шишига» — ГАЗ-66. Армейские водилы в Афгане не любят «шишигу», потому что из-за того, что кабина водителя располагается прямо над передними колёсами, и при наезде на мину у водителя и тех, кто внутри, почти нет шансов выжить. Взрывная волна и осколки прошивают всю кабину насквозь. Ну и кроме того, на горных дорогах у двигателя ГАЗ-66 резко падает мощность, и там, где надо поддать «газку», «шишига» начинает тупить.
На броне каждого БТРа сидело по несколько молодых ребят в панамах и пропылённых потных хэбэшках, обвешанные «лифчиками» с запасными рожками к автоматам. Каждый из них, несмотря на расслабленную позу, цепко держит в руках свой автомат и время от времени настороженно зыркает по сторонам на проплывающие мимо валуны и скалы.
Это плановый выезд на дальний пост, стоявший на высоте, позволявшей контролировать большой участок стратегически важной дороги. Командир колонны старший лейтенант Фролов — опытный командир, здоровенный парень со сломанным в юности на боксе носом, ростом под метр девяносто и весом под сотню килограммов. Автомат в его мощных руках выглядит как игрушка. Для него это была уже даже не десятая поездка по этому маршруту. Дорога впереди до боли знакомая, но очень непростая, с затяжными подъёмами и спусками, с парой небольших горных речушек, которые придётся форсировать вброд.
Ещё пара часов тяжёлой дороги, и они будут на хорошо укреплённом и оборудованном посту. Там — короткая передышка: высадить смену, выгрузить припасы, забрать пару дембелей и приболевшего бойца, и сразу же нужно будет возвращаться обратно, чтобы успеть в расположение части до темноты. Ночью по горной дороге лучше не ездить. Тут и днём-то очень неспокойно. Свидетельством этого могут служить сгоревшие остовы грузовых машин и бронетехники, попадающиеся время от времени на пути.
Небольшая колонна втягивается в узкое ущелье, и все бойцы, как по команде, подбираются, готовые быстро среагировать на любое изменение обстановки. Такие места в пути наиболее опасны. С нависающих крутых склонов в любой момент может прилететь выстрел из РПГ или раздаться очередь из крупнокалиберного пулемёта. Это сильно нервирует и заставляет быть настороже, пытаясь взглядом высмотреть на пыльных угрюмых насыпях и скалах малейшие признаки затаившейся засады. Бронегруппа медленно идёт по извилистой дороге, чадя густыми выхлопами солярки. Напряжение всё нарастает.
Фу-ух! Вроде обошлось. Колонна выходит из ущелья. Бойцы облегчённо вздыхают, принимая более расслабленные позы на броне. Как вдруг перед головным БТРом выросло облако пыли, и гулко бухнул взрыв, и почти сразу же по заднему БТРу прилетел выстрел из РПГ. Узкое ущелье тут же наполнилось густым треском автоматных и пулемётных выстрелов. Бойцов как ветром смело с брони. Те, кто уцелел после взрыва головной машины, залегли вдоль дороги, прикрываясь горящей броней, и без команды открыли ответный огонь. Разгорелся плотный стрелковый бой. Душманы старались добить атакованную колонну, но та отчаянно огрызалась слаженным автоматным и пулемётным огнём. Бойцы здесь были опытные, имеющие за плечами десятки боевых выходов, и своё дело они знали чётко.
— Заря, заря, я пятый. Попали в засаду в квадрате «Шакал-2–7». Две коробочки подбиты. Есть «двухсотые» и «трёхсотые». Веду бой. Прошу помощи! — истошно орёт в рацию ефрейтор Серега Смирнов, укрывшись за большим куском скалы. Слетая с брони, он сумел не разбить рацию. Сейчас вся надежда на него и на наши «вертушки».
Командира колонны старшего лейтенанта Фролова сильно контузило взрывом, и он, ничего не понимая, сидит на земле рядом с передовым БТРом и раскачивается взад-вперёд, держась обеими руками за голову. Рядом с ним, раскинув руки и уставившись широко распахнутыми серыми глазами в выцветшую голубизну афганского неба, лежит мёртвый Васька Широков, которого смело с брони взрывной волной вместе с командиром. Неподалёку от них пули взбивают фонтанчики пыли, ложась всё ближе и ближе к ничего не понимающему Фролову. Его пока прикрывает чадящая густым чёрным дымом броня, но это ненадолго, и в любой момент жадные до человеческой крови куски металла могут впиться в живую плоть.
— Фрол, ложись! Фро-ол! Ты меня слышишь?! — Срывая голосовые связки, орёт ему до боли похожий, словно смотришься в зеркало, сержант-сверхсрочник, одновременно стреляя в сторону большого камня наверху, откуда по ним прицельно били духи.
Старший лейтенант находится как будто в прострации, по его пыльному лицу текут крупные капли пота, оставляя за собой длинные грязные полоски. Сержант, словно в замедленной съёмке, видит пустые бессмысленные глаза командира и понимает, что для того это конец. Оглушённый и контуженый Фролов ничего сейчас не слышит и не понимает. Тогда сержант, закинув автомат за спину, делает быстрый рывок через простреливаемое пространство к сидящему на дороге командиру и, схватив того под мышки, с усилием волочёт в сторону большого куска скалы у дороги. Командир очень тяжёлый, сержант упирается изо всех сил ногами, натужно пыхтит и с трудом тащит его могучее, но сейчас безвольно обвисшее тело. Медленно, всё очень медленно. Совсем рядом щёлкают пули. Они вот-вот найдут свою цель.
— Фрол! Очнись! — Разрывая рот в бессильном крике, надрывается сержант. — Фро-ол!
— Фро-ол! — Орёт уже Карабанов, вскидывается на своей кровати и бессмысленно смотрит перед собой.
Сердце у него в груди бухает как у загнанной лошади. Только что он снова тащил командира по пыльной дороге и снова не успевал. Руки и ноги отказывали, мощное тяжёлое тело Фролова весило как будто тонну и не поддавалось. Этот кошмар периодически приходил к нему по ночам. Тогда, на той дороге, он все же успел вытащить старшего лейтенанта Фролова и спрятать его за скалой. Они ещё больше часа отбивались от наседающих «духов», пока не прилетели наши «вертушки» и не причесали огнём все склоны с засевшими на них моджахедами. Потом по дороге пришла бронегруппа и всех: и тех, кто остался в живых, и тех, кто «задвухсотился», вывезли с места ожесточённого боя.