Отныне и вовек
Шрифт:
– Тогда я должен его знать, – скорбно сказал подполковник. – Хотя – только это между нами – в Хикеме раздали такую прорву «Серебряных звезд», и живым, и посмертно, что, к сожалению, это мне тоже мало о чем говорит.
– Да, наверно, вы правы.
– Я и сам получил «Серебряную звезду», – сказал он.
Карен взглянула на его китель: ленточка «Серебряной звезды» поблескивала на орденской планке рядом с ленточкой «Пурпурного сердца».
– Да нет, я никакого подвига не совершил, – торопливо сказал он. – Просто меня контузило. Укрыться от взрывной волны при всем желании было невозможно. Но орден я тем не менее принял, – добавил он. – Хотя, вероятно, не следовало. – Он пытливо, по-мальчишески посмотрел
– Не понимаю почему.
– Потому что многие действительно его заслужили, но их никто не наградил.
– Если бы вы отказались, им бы это все равно ничего не дало.
– Да, конечно, – с облегчением согласился он. – Я говорил себе то же самое. – Облокотившись о поручни, подполковник скрестил ноги. – Так, значит, вы из Балтимора, – продолжал он. – Невероятно. Как все же тесен мир.
– Да, очень. – Карен улыбнулась. – Настолько тесен, что вы себе и не представляете. – Вот сейчас, подумала она, сейчас он спросит, нельзя ли будет заехать ко мне в гости, если его в Вашингтоне одолеет тоска.
Но он не спросил. Он спросил другое.
– Вас в ресторане посадили за какой столик?
– За одиннадцатый. А вы за каким?
– Тоже за одиннадцатым. – Подполковник усмехнулся. – Видите, какое совпадение? – Он оторвался от перил. – В таком случае увидимся за ужином. Мне сейчас надо еще уладить кое-какие дела.
– Хорошо, – улыбнулась Карен. – Мне и самой надо пойти разобрать вещи.
Она смотрела ему вслед. Но, сделав несколько шагов, он вдруг остановился и вернулся к ней.
– Если честно, то я не за одиннадцатым, – сказал он. – Меня посадили за девятый. Я вам соврал. Но к ужину непременно буду за одиннадцатым. Это, кстати, одно из тех дел, которые мне надо уладить.
– Только не тратьте слишком много усилий, – улыбнулась Карен. – А то еще устанете.
– Ни в коем случае. – Он обаятельно улыбнулся. – Надеюсь, вы не против?
– Почему я должна быть против? Ценю вашу честность.
– Я решил, что обязан сказать вам правду. – Он пристально, но вполне вежливо взглянул на нее, потом улыбнулся: – Значит, до ужина?
– Мы с сыном будем вовремя.
Ответив на его улыбку, она повернула голову посмотреть, чем занимается Дейне-младший. Мальчики все еще играли на площадке для «шафлборда», и их там было уже пятеро.
Молодой подполковник тоже посмотрел на детей, потом приветливо кивнул Карен, и она повернулась к перилам.
Мыс Дайамонд давно остался позади. И они уже почти прошли мыс Коко. Восточное его массивного горба, всегда напоминавшего ей голову кита, Карен разглядела плоскую вершину скалы над заливом Ханаума, где была та самая автостоянка. С такого расстояния ее можно было различить, только если ты и раньше знал, что она – там.
За спиной у нее мальчишеская компания тем временем разрослась, вместо пяти их стало семь; они бросили прежнюю игру и теперь прятались по углам за деревянными столбами опор, а потом выскакивали, целились друг в друга из воображаемых пистолетов и оглушительно орали: «Бах! Ба-бах! Бах!»
Она сняла с себя шесть гирлянд из живых цветов и бросила через перила. Какая разница, где? Мыс Дайамонд, мыс Коко, мыс Макапуу – не все ли равно? Может быть, у мыса Коко даже лучше. Все шесть гирлянд полетели вниз вместе, но ветром их прибило к борту, и она не увидела, как они коснулись воды.
– Мама, я есть хочу, – сказал сзади ее сын. – Когда на этом корыте будут кормить?
– Скоро, – ответила она.
– Мам, а как ты думаешь, война будет долго? Я успею кончить училище и пойти воевать? Джерри Уилкокс говорит, не успею.
– Да, – сказала она, – вряд ли.
– Но это же нечестно! Я тоже хочу воевать.
– Не горюй, – сказала Карен. – Война от тебя никуда не уйдет. Эту ты, может быть, пропустишь, зато подрастешь к
– Правда? – спросил сын с надеждой.
Солдатская судьба