Отныне и вовек
Шрифт:
— Уговор дороже денег, сэр.
— Где твоя рука? — спросил капитан, протягивая свою руку.
— Вот она, сэр.
Капитан сжал ему руку:
— А теперь, дружище, займись делом. Мы с тобой ударили по рукам. Поддержат ли нас остальные сердцем и душой?
— Поддержим! — раздались наши голоса.
— Всем, чем сможем! — добавил я.
— Мы — за! — неслось из строя.
Не отпуская руку Рэдли и впечатывая в его ладонь диск, капитан прокричал последнюю клятву:
— Раны Христовы да поглотят комету!
Все ринулись на свои места — все, только не Квелл. Почувствовав, что мой друг медлит, я обернулся и увидел, что Квелл глазеет на капитана, будто узрел в нем кошмар своей жизни. Рэдли, тоже заметивший эту сцену, остался молча стоять рядом с капитаном.
Капитан, словно почувствовав это молчаливое напряжение, сказал:
— Свободен, Рэдли.
— Есть, сэр.
Рэдли повернулся и вышел.
— Измаил? — внезапно обратился ко мне капитан. — Свободен.
— Есть, сэр!
Я отдал честь под его невидящим взглядом и зашагал прочь, но остановился, чтобы еще раз посмотреть на капитана и Квелла.
От капитана не укрылось, что Квелл подходит все ближе и ближе. А Квелл между тем не поднимал глаз. Капитан потянулся пальцами к его странной зеленоватой физиономии. И вдруг отдернул руку, словно обжегся. Вслед за тем он развернулся и поспешил к выходу из главного отсека; пропустив его, дверь с шепотом закрылась.
Последовала долгая пауза — по лицу Квелла мелькали тени его собственного будущего. Видеть такое было невыносимо.
А потом я услышал голоса членов экипажа, доносившиеся отовсюду, раз за разом.
— Комета «Франциск-двенадцать».
— Комета Галлея.
— Комета «Папа Иннокентий Третий».
— Комета «Великая Индия-восемьдесят восемь».
— Комета Алкивиада.
На огромном звездном экране я наблюдал бесконечное шествие комет, метеоров и звездных кластеров, зависающих в темноте.
— А что такое комета? — услышал я собственный голос. — Нет, правда, кто может знать? — ответил я сам себе. — Испарения Вселенной. Сгусток желчи Творца нашего. Квелл?
Мысли Квелла коснулись моего сознания.
— У меня на родине такие кометы называют паломницами, летучими странницами, голодайками. Соображаешь? В нашей истории столько же романтической чепухи, сколько и в вашей.
— В таком случае, — начал я, — у капитана свои причины искать комету, а у нас свои. Хорошее дело — загадка.
— Загадка, —
Посреди ночи я сквозь сон услышал какое-то шевеление. Квелл. Я почувствовал движения его разума у себя в мозгу, а потом уловил призыв: «Восстаньте и слушайте».
А вслед за тем прозвучало имя — и не только у меня в голове. Квелл произнес по слогам: «И-ли-я».
— Квелл, — позвал я шепотом.
Что совсем удивительно — голос, который я услышал посреди ночи, не принадлежал Квеллу: это был голос в его голове. Вызванный из прошлого голос Илии.
— Внемлющий да услышит! — В последний раз этот голос взывал ко мне на Земле — в церкви при космодроме. — Наступит такой миг, когда на борту этого корабля, в дальнем космосе, вы увидите землю, но земли не будет; застанете время, когда времени не будет — когда древние цари обрастут новой плотью и вернутся на свои престолы.
— Что это? — неслось из другого отсека, дальше по коридору.
— Да заткните же его, пусть умолкнет! — орал кто-то другой.
— Нет-нет, подождите, — зашептал я.
И Квелл продолжил голосом Илии:
— Тогда, вот тогда и корабль, и капитан, и команда — все, все погибнут. Все, кроме одного.
— Все? — переспросил кто-то.
— Кроме одного, — ответили ему.
— Все погибнут, — закончил Квелл не своим голосом.
После этого он молча вытянулся на койке и заснул.
Я перевернулся на другой бок, но сон как рукой сняло; меня не покидало ощущение, что вся команда лежала без сна до самого рассвета.
Часы в каждом кубрике тикали, напоминая о времени; наконец, вместо восхода солнца перед нашим мысленным взором появился ореол кометы в призрачной дымке, зависшей над койкой капитана, который оплакивал во сне собственную смерть.
Из бортового журнала первого штурмана Джона Рэдли: «Записи, датированные 400-м годом до нашей эры. По слухам, предвестием смерти Александра Македонского стало появление кометы Персефоны. Комета Палестрина прилетела в первом году нашей эры; это могла быть и Вифлеемская звезда. Вот и все, что подкреплено документами, а остальное не в счет. Главные составляющие тела кометы — это газ метан и снег, холодный снег».
Мне не спалось; я поднялся с койки, и ноги сами понесли меня к капитанской каюте. Из-за плотно закрытой двери доносился бессвязный бред.
— Ни за что! — слышал я сдавленные стенания. — Нет, ни за что, говорю тебе. Убирайся! Вон отсюда!
В коридоре появилась чья-то фигура: Рэдли. Я отпрянул в темноту, когда первый помощник забарабанил в дверь капитанской каюты.
— Капитан?
Тот отозвался из-за двери:
— Что? Что?