Отомстить или влюбиться
Шрифт:
Глава 5. Остренько
«…съесть по сырому хабанеро. Каждому».
– Это перец такой, – зачем-то решила объяснить я, хотя Рома не спрашивал.
Он не выглядел ни взволнованным, ни тем более напуганным:
– Это точно задание Николаева. Тот постоянно острое жрет и очень этим хвастается. Вот же повод для гордости. А ты как к остренькому?
Я нервно пожала плечами:
– Да не особо. А есть варианты?
– Только не говори, что у тебя аллергия или еще какая-нибудь ерундень. Мы из-за
Из-за меня мы точно не проиграем. А если уж и проиграем, то из-за хабанеро, а не меня! Храбрясь, я поторопила:
– Что ты стоишь дубом? Нам нужно найти круглосуточный супермаркет.
Мы замерли возле прилавка. К счастью, там был огромный выбор: перцы выглядели один неаппетитнее другого. Я припомнила:
– Если не ошибаюсь, самые съедобные – белые.
– Тут нет белых.
– Не придирайся. В общем, чем белее, тем лучше. И помельче, помельче ищи.
Он продвинул в сторону заспанного кассира наши немногочисленные покупки и обратился ко мне:
– Платишь снова ты. Справедливо?
Я и не спорила – уже вытаскивала карту. Интересно, а выигрыш обычно покрывает затраты? Хотя дело, конечно, не в выигрыше… Бергманам как-то не к лицу кому-то уступать, даже если часть из нас сегодня называется Витебскими.
Мы разместились на парковой скамье подальше от случайных прохожих. Парень вскрыл пакет молока – он еще в магазине сказал, что острое запивать водой нельзя, а молоко хотя бы отчасти помогает. Было решено, что пока один ест – второй снимает, потом меняемся.
– Давай ты первый! – я так и не определилась, какой вариант лучше. – Нет! Я первая. Если насмотрюсь на твой вид, то потом себя не заставлю… Нет! Лучше ты первый – если не сможешь съесть, то и мне не придется.
– Держи камеру ровно, истеричка.
И он, без предисловий, просто откусил от перчика сразу половину.
– М-м, а ничего так. Намного лучше, чем я ожидал. Теперь постоянно буду…
Но храбрился он недолго. Уже через пару секунд открыл рот, будто пытался низвергнуть пламя, а лицо его на глазах становилось пунцовым.
– Ты хотя бы не пережевывай! – хохотала я, снимая его в роли дракона на камеру телефона. – Может, молочка? Только не вздумай выплевывать – я из-за тебя проигрывать не собираюсь!
Его красноречие испарилось, я даже саркастичной усмешки в ответ не получила. Рома закинул в рот остатки и тут же схватил пакет с молоком. Я и это снимала – смешно ведь, как он глотает, захлебываясь, глаза выпучены, белая струйка стекает на черную футболку.
– Эй! Все не выпивай! – решила защитить я и собственные права. – Погоди, погоди… Ты плачешь?! Петр Александрович, гляньте только, наш малыш рыдает! Такой весь из себя крутой перец, а как до реального перца дело дошло…
Рома оторвался от пакета и как-то напряженно подмигнул, хоть лицо его до сих пор было неестественно красным. Он будто пытался вернуть на место
– Кто-то отстрелялся. Давай сюда телефон, юмористка, твоя очередь поплакать на камеру.
Мне тут же перестало быть смешно, да и предыдущее было лишь простейшей попыткой набраться смелости. Я села на лавку, взяла перец, плеснула на него молока, посмотрела прямо в камеру и сказала торжественно:
– За вас, Петр Саныч! И только попробуйте рассказать отцу о моем участии – я тут же расскажу ему, что вы заставляли меня делать! Вот там и проверим, кто ему роднее.
И откусила – вначале даже сладко, но буквально через несколько секунд рот обожгло. Слезы побежали так, будто плотину прорвали. А из ушей – я на сто процентов в этом уверена – валил дым. Но я откусила еще.
– Не трогай глаза! – от этого крика моя рука заморозилась в миллиметре от щеки. Он прав. – И хотя бы не пережевывай! – на этот раз была очередь неугомонного Романа веселиться. Честно говоря, я бы и не простила ему жалости или хотя бы снижения уровня издевки.
Ага, не пережевывай. Тогда придется глотать. А это выглядит уж совсем невыполнимым подвигом. Я закинула в рот остатки, потом, запивая молоком, все же протолкнула жгучую кашицу в горло. Захотелось показать на камеру язык, но тот вообще не слушался. Я просто разинула рот и толкала воздух туда-обратно, чтобы проветрить легкие. Когда стало хоть чуть полегче, завалилась боком на скамью и клятвенно себе пообещала больше не быть безбашенной Бергман.
Через полторы вечности приоткрыла один глаз:
– Следующее задание еще не прислали? Оно должно быть последним?
– Еще нет, – тот уже выглядел вполне себе нормально – в сравнении со мной, конечно. – Подожди. Дай старику хоть десять минут, чтоб отсмеяться.
Жжение проходило, и оттого соображалось проще. Я даже решила, что быть безбашенной Бергман намного веселее, чем какой-нибудь серьезной Бергман. Рома сел рядом. Петр Саныч, скорее всего, просто смилостивился и позволил нам передохнуть после подобного аттракциона. Хотя лицо у меня гореть еще месяц будет. Я встрепенулась, когда телефон парня пиликнул, но он, взглянув на экран, покачал головой: «Нет, это не по делу». Кто так жаждет его общения посреди ночи? Не тот ли самый человек, с которым он уже общался в ресторане?
– Ром, а где живет твоя семья? Кто родители?
Он зевнул, но потом все-таки ответил:
– Я родился где-то между Хабаровском и Владивостоком прямо в машине. Мы с родней путешествовали почти всю мою жизнь. Это не слишком хорошо для учебы и карьеры, зато нескучно. У меня два брата и три сестры…
– Ха! – я не сдержалась, не в силах больше слушать эти выдумки. – Ты только что выдал историю Семена Никитина! Дословно, как рассказывает он! Думал, я не в курсе?!
– А. Значит, ты в курсе.