Отпечатки
Шрифт:
— В точку. Лукас не потерпел бы никаких настоящих перестроек здесь, и я полностью его понимаю. Но таких особнячков тридцатых годов, какой мы стремились воссоздать — штук шесть напихать можно в то пространство, что он нам отвел. Большую часть мы вообще не используем, ужасное расточительство, я считаю, но что поделаешь. И вся обстановка, разумеется, — она вся масштабирована. Иначе совсем бы потерялась. Однако место — подлинное расположение, — напирал Майк, и сияние подлинного энтузиазма гордо мерцало в его широко открытых глазах, — расположение Печатни, конечно, превосходно, совершенно — абсолютно аутентично — потому что… Не знаю, заметили ли вы, но здания по бокам — справа и слева, ага? — современные, знаете ли. Совсем недавно построенные. Они, конечно, в стиле, это правда, — но воздвигли их в конце восьмидесятых. Я интересовался. — Тут его голос упал и скис. — Квартиры на заказ для тогдашних яппи. — Но едва сей неаппетитный
Ну-ну, думал Бочка: да куда же это я задевал бич? Пожалуй, одолжу его нашему новому другу (говорю вам, этот наверняка кончит тем, что на кресте, нафиг, повиснет. И будет счастлив). И еще — вот уж не знаю, один господь ведает, за каким чертом Пол все трындит об этой ерунде. Я сперва думал, что он издевается, а он-то не прикалывается, теперь я вижу. Всерьез говорит, придурок. Ладно — вот вы мне скажите: что, блин, такого умного в том, чтобы убрать свет черными тряпками и жить в обувной коробке, набитой какой-то дрянью всех цветов на свете, от блевотины до дерьма? Нафига это все, а? Потому как если это искусство, засуньте его себе в задницу. И я сижу здесь, только чтоб разузнать об этой кретинской готовке, которую Пол на меня повесил. Не то чтобы я против малехо покопаться на кухне — если честно, мне нравится. И да — у меня ничё так себе получается, это правда. Но жрать за одним столом как одна большая счастливая семья — боже упаси. В смысле — все это немного похоже на… о черт: я чё, снова в школе? Ну ладно. По крайней мере, у нас есть крыша над головой: уже что-то. Потому что это правда, что Пол говорил тогда про Крошку Дэви, — он нам мешать начинал, Дэви этот. Я только надеюсь, что Пол не забудет, зачем мы здесь, вот и все: нам надо бы делом заняться, и поскорее. Бабла срубить. Да вы только посмотрите на него — охает да ахает, себя не помня… о чем это они там сейчас болтают? А, ну да, — о каких-то зубчатых каминных изразцах цвета грязи; да мы бы с вами кувалду бы к такой штуковине применили, едва, блин, завидев. Я словно в гребаные «Антикварные гастроли» [17] попал, или вроде того. А эта малышка Уна — посмотрите на нее. Сколько ей лет, интересно? Тридцать? Максимум тридцатник — еще относительно ничего: вы гляньте, какие клевые буфера. И какого черта она заперлась с ебаным проповедником в этой Комнате ужасов, [18] а? Не нравится мне это место — полным-полно психов. Ладно — пора это дело прекратить. Потому как они уже перешли к линолеуму, боже правый, и, похоже, мне не удастся вставить словечко и убраться отсюда живым. Я вам говорю, мужики, — я сейчас нафиг в кому впаду.
17
«Антикварные гастроли» — популярная телепрограмма «Би-би-си-2» (с 1982): антиквары-профессионалы разъезжают по стране и оценивают старинные предметы, картины и т. п.
18
Комната ужасов — зал в Музее восковых фигур мадам Тюссо в Лондоне, где выставлены фигуры известных преступников, воссозданы сцены убийств и т. п.
— Майк, — сказал Бочка и слегка закашлялся, чтобы тот заметил, — расскажи мне про кухню, ага? Я даже не знаю, куда идти-то.
Майк неохотно оторвался от восторженного рассказа Полу о безмерном блаженстве, что охватило его в тот прекрасный день, когда он обнаружил грязную, крошечную, всеми забытую подсобку в живописно-декорационной мастерской, расположенной в конце георгианской террасы рынка «Спитлфилдз» — ее собирались перестраивать, — и как он раскопал там катушки настоящих обойных бордюров шириной целых двенадцать дюймов трех оттенков имбирного цвета, которые вы сейчас вокруг и наблюдаете, — все выпущены задолго до того, как карточная система подобные вещи прикончила.
— Ах да, конечно — конечно, — сказал Майк. — Мне тут одна птичка напела, что я скоро избавлюсь от поварского колпака и фартука. Боже, как я тебе благодарен. Как и, — насмешливо продолжал он, самоуничижительно и с приличествующим случаю укором, — все наши соседи, в чем я ничуть не сомневаюсь. Мое картофельное пюре, если честно, крайне редко бывало на высоте. Не так ли, Уна?
— Ну да… — пробормотал Бочка. — Я же говорю — я не буду ничего особенного стряпать. Простая пища. Это мой стиль.
— Прекрасно, — восхитился Майк. — Просто прекрасно. А Лукас говорил тебе о…
— О требухе? Да, печенки не будет. Записал. Еще что-нибудь мне надо знать?
— Да нет. Вообще-то все проще простого. Знаешь что — давай, может, мы встретимся там, внизу, допустим в… Допустим, в шесть? Да, в шесть — в самый раз. Это в цокольном этаже. Стены толстые, как в Тауэре. Громадные контрфорсы, целая куча. Едим мы тоже там. При свечах, правда, Уна?
Уна вздохнула.
— Да, — подтвердила она. — Конечно,
— Это совершенно волшебно, — заключил Майк. — Такие старые сосновые длинные узкие обеденные столы — думаю, Пол, тебе понравится: середина викторианской эпохи, я бы сказал… разумеется, не мой период. И мы иногда вроде как сдвигаем их вместе, а потом Лукас всегда говорит нам пару слов, прежде чем мы, гм, — короче говоря, преломим хлеб.
— Что говорит? — перебил Бочка. — Типа, как он хочет купить всему миру «Коку»? [19]
— Ха! — фыркнула Уна, явно развеселившись.
19
Строчка из рекламной песни «Кока-Колы» (1971), слегка перелицованного хита английской группы «Нью Сикерс»: «Хочу купить всему миру дом и обставить его с любовью, // Развести яблоневые деревья, пчел медоносных и белоснежных горлиц. // Хочу научить весь мир петь в совершенной гармонии, // Хочу купить всему миру „Коку“ и составить ему компанию».
— Мы, — довольно сухо отрезал Майк, — не совсем такие.
— Ладно, — произнес Бочка. — Приятно знать. В шесть, ага. Пол, ты идешь или как?
— Скоро — я тебя позже нагоню, хорошо? Только погляжу на эти графинчики. Бакелитовые, [20] да? Какая прелесть, — восторгался Пол. — К ним даже ложечки прилагаются.
Майк кивал, не скрывая восторга.
— Синие и зеленые крапинки особенно необычны, — говорил он. — Коричневые встречаются намного чаще. В Стоуке [21] была одна очень известная фабрика: эти, я совершенно уверен, родом оттуда.
20
Бакелит — синтетическая смола производства одноименной фирмы.
21
Стоук — один из шести городов, составляющих Стоук-он-Трент, с XVII в. известный своими гончарными изделиями, художественной керамикой, фарфором и т. д.
Бочка почему-то разок покосился на Уну — та бессмысленно разглядывала то, что в нормальном доме представляло бы собой оштукатуренный потолок, но здесь было парящей, призрачной пустотой, мрачно украшенной вздымающимися грозовыми облаками выцветшей тонкой фланели. Затем Бочка повернулся, стукаясь локтями и коленями, протиснулся по лабиринту вонючих перегородок, ругаясь, словно безумец, проснувшийся от ночного кошмара, и нащупал дорогу обратно в двадцать первый век.
(Ага. И даже чаем не напоили).
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Ну слава тебе господи, подумал Джейми, когда такси все-таки свернуло за угол, о котором Джейми говорил и говорил: наконец-то я его вижу — вон оно, посмотрите — прямо впереди, видите? Большое квадратное кирпичное здание, видите? Да?
— Чтоб мне лопнуть, — изрек водитель такси. — Вот так дела. Знаете что? Я тут много лет езжу, а поворотика этого в глаза не видал. Потрясающий город. Потрясающий. Правда? Лондон. А? Потрясающий город. Каждый день что-нибудь новое. Знаете, сколько лет я уже в этом деле?
— Да, — очень устало ответил Джейми. — В Рождество будет двадцать два. Вы уже говорили. Просто подъедьте как можно ближе, хорошо? К главным дверям, вон туда.
— Двадцать два года на Рождество, да. Уже говорил? Не помню. Голова дырявая. Ну что — здесь подойдет? А я не знал, что он тут есть, этот поворотик. Каждый день в этом деле узнаешь что-нибудь новенькое.
Ну почему, с изрядной долей горечи подумал Джейми, ты последние двадцать минут любезно меня уверял, что прекрасно знаешь, о чем я говорю, и пожалуйста, просто откиньтесь на сиденье и не волнуйтесь, будем на месте через пару минут? Было бы еще не так плохо, если б остаток поездки пролетел как сон, но нет, о господи, нет. Ну и задница, господи боже. Потому что обычно я, знаете ли, просто обожаю лондонские такси — ну, знаете, как вся эта система работает — вроде конвейера, вроде того. Запрыгиваешь, выпрыгиваешь, и дело с концом. Что может быть эффективнее? (Каролина — она всегда говорила, что такси — это деньги на ветер. Если у тебя в карманах бренчит столько лишней налички, Джейми, начинала она, я тебе говорю, лучше вложи ее в большую закладную, чтоб у нас появился хоть крошечный шанс выбраться из этой тесной дыры, в которой ты заставляешь нас жить. Но нет. Джейми — это было бы слишком благоразумно, правда, Джейми? Лучше ты будешь рассекать на такси каждый божий день, пока мне приходится забирать Бенни из школы на автобусе. Боже мой, Джейми — было бы полегче, если б у нас, по крайней мере, была машина!.. Вот вам Каролина. Как заведенная.) Но что до меня, я всегда считал, что они, такси, стоят потраченных денег, потому что они экономят вам время, понимаете: в конечном итоге они экономят именно это — время. Сейчас это не так уж и важно, надо признать. Время — это, в общем, единственное, что у меня осталось. Целые акры времени. Или осталось бы — единственное, что осталось бы, если б не Лукас. Можно сказать, самое близкое к вере в Бога.