Отпечатки
Шрифт:
— Тихо, тихо, тихо, Бочка, старина, — остынь, лады? — засмеялся Пол. — Держи себя в руках. Нечего разоряться из-за такой ерунды. А? Мы с Тычком — по доброте душевной, заметь, — мы идем просто, ну, чтобы помочь тебе разобраться. Скажи, Тычок? Мы ж тебе друзья, а не гниды.
— Я же сказал! — заорал Бочка. — Мне ничья помощь нахуй не нужна! И вот еще, Пол, — от вас хоть какой толк есть на кухне, а? Вы даже воду вскипятить не можете.
— Ну вот тут ты не прав, мистер шеф-повар. Ну и хуета, Тычок, — я вспоминаю все, что сказал старине Лукасу про, как ее там — доблесть, так? — нашего Бочки.
— Хватит мне мозги полоскать. Пол! Ты же сам въезжаешь, о чем я. Мне лучше работать одному — и всегда так было. Я тебе это доказал, да? А? Показал тебе. В нашем последнем деле. И вообще что ты несешь? А? Ты хочешь сказать, что малехо разбираешься в готовке и всяком таком, Пол? Для меня это новость, знаешь ли. А ты что скажешь, Тычок? А? Ты когда последний раз что-то стряпал, а, Пол? Что-то не припомню, чтоб ты хотя б за китайской едой навынос сгонял. Ты даже кофе варить не умеешь.
Пол смеялся: он развлекался вовсю.
— Вранье — все вранье, Бочка, дружище, все не так. Я сотни раз следил за яйцом в кастрюле… чего? Воды. Да. Там полно пузырьков, да?
— Кончай, Пол. Хватит языком молоть.
— Нет, ты погоди — послушай. Я смотрел на яйцо, да? Оно, типа, в воде крутилось. И я сказал ему — знаешь, что я ему сказал, Тычок?
Тычок секунду подумал.
— Нет, — признался он.
— Ну, раз нет — так я тебе скажу.
— Слышь, Пол… — весьма устало произнес Бочка. — Мне уже вниз пора, ясно?
— Я скажу тебе, что я сказал. Я сказал: «Хорошо, мистер Яйцо — допустим, ты меня тоже видишь. Тогда вылезай, если считаешь, что достаточно крутой!»
Бочка вздохнул:
— Ох ты ж господи…
Тычок глубоко задумался, а потом ткнул пальцем Полу прямо между глаз.
— Это, — сказал он, — было смешно. Да?
— Слышь, Пол, — вклинился Бочка (Иисусе — когда их так клинит, говорю вам, они могут всю ночь нахуй проболтать). — Все, я валю отсюда. Можете таскаться за мной сколько хотите. Замечательно. Я, блин, не могу вас остановить.
Пол наклонился и хлопнул его по щеке.
— Нет, противный, — ухмыльнулся он, — не можешь. Да, и еще вот что, Бочка, раз уж разговор зашел. Никогда не говори о работе как о своей стряпне, понятно? На работе — да, я с тобой согласен, приятель. Ты особенно хорош, когда тебе есть где развернуться. Уважаю. Я серьезно, сынок. Но черт побери, Бочка, — здесь только мясо и овощи. А? Никакой, как ее там, хирургии, ничё такого, а?
— Нейро… — произнес Тычок. Приятели мельком глянули на него.
— Да, — кивнул Пол. — Именно, старина Тычок. Никакой нейрохирургии. Бочка? В тесноте, да не в обиде, а? Я дело говорю, сам знаешь. Мы должны все делать вместе — да, Тычок? В этом соль.
— О господи… — простонал Бочка. — Начинается…
— Чё, не так? А? — настаивал Пол. — Так. Альфи. А теперь шевелись давай — о чем ты вообще думаешь, Бочка? Если не заработаешь мослами в два раза быстрее, парень, — не успеешь ни фига. Просек?
Так все и шло: Пол гнул свою линию, конечно, блин, гнул (а когда он этого не делал? А, Пол?), все трое нашли дорогу на
— Слышь? — сказал Пол — ну да, он это просто сказал, но, чесслово, больше походило на йодль — в таком-то месте. Небось, потому что потолок кривой и сводчатый, гляньте, да еще плитки под ногами.
— Чего орешь? — отозвался Бочка. — И что ты там нашел? Кончай дурака валять.
Пол сунул руку в большую стеклянную банку — и в таком виде замер, а глаза его становились все больше и оскорбленнее, до предела, так он разобиделся.
— Дурака валять? Дурака валять? Ты что сказать-то хотел — дурака валять? Я дегустирую, ясно? Все лучшие повара так делают, знаешь ли, Бочка. Я думал, ты с этим поспешишь, сынок. У них всегда отменный вкус, да. Это… что это по-твоему, Тычок, ну-ка, засунь в свою ржущую пасть эту штуку.
Пол запихал что-то мягкое и коричневатое в рот Тычку, и тот сосредоточенно задумался, покорно жуя. Пол энергично чавкал еще парочкой.
— Ну — так что это, а, Тычок?
— Слышь, Пол… — сказал Бочка. — Если хочешь помогать, так помогай, блин, хорошо? Закрой банку и помоги мне с кастрюлями, а?
— Да-да — всему свое время, Бочка. Всему свое время. Так что ты думаешь, Тычок?
Тычок продолжал жевать непонятное нечто. Он пребывал в растерянности.
— Не знаю… — сказал он.
— Знаешь, чё я думаю? — спросил Пол, глотая и запихивая в рот еще. — Я думаю, это сушеные персики или вроде того. А, Тычок? Персики, как по-твоему?
Тычок продолжал жевать непонятное нечто. Он пребывал в растерянности.
— Не знаю… — сказал он.
— Больше похоже… — неохотно начал Бочка (лучше я сам оттащу эти чертовы кастрюли. Ясно, какая от них будет помощь, — за каким рожном они вообще приперлись?) — скорее абрикосы, если вкус примерно такой. Наверно, абрикосы, да.
Пол засунул еще одну в рот, закрыл глаза и пощелкал языком (вылитая утка, подумал Бочка).
— Абрикосы, да? — произнес Пол. — Что ж — я въезжаю. Может, и абрикосы. Ты чё скажешь, Тычок? Абрикосы?
Тычок наконец проглотил непонятное нечто. Он пребывал в растерянности.
— Не знаю… — сказал он.
— О-о, господи боже, — загоготал Пол (и я вам говорю — не будь у Бочки полные руки стальных сковородок с крышками да еще, кажется, алюминиевая пароварка, он бы зажал уши ладонями, такой, блин, кошмарный поднялся шум — как будто гогот по стенам заскакал, вернулся и прямо по морде вдарил). — Ты вообще ничего ни о чем не знаешь, а, старина Тычок? Ну ничё, расслабься. Я тебя все равно люблю!