Отпечатки
Шрифт:
— Пойдем, Фрэнки — мы уходим, — сказал Джон. — Да, Пол хороший парень. Я видел, как он над чем-то трудился — по-моему, гигантские гирлянды. Для столовой, наверное. Очень праздничные. Куча ягод и все как положено. Здоровые, просто огромные гирлянды.
— Хмммм… — начала Уна. — Да, я, наверное, скоро достану наши традиционные старые украшения. То, что от них осталось.
— Одно или два, — вставил Майк, — очень редкие.
— Да, — согласилась Уна, — о да, редкие, может быть. Но они не — они не очень-то радостные, Майк, не так ли? Они почти ничего не дают? Не сказать, чтоб они оживляли комнату?..
— Ну, нет, — огрызнулся Майк. — У них было не так уж много времени и денег, верно? Во время войны. Тратить на такие вещи. Надо было обходиться подручными средствами, чинить старые игрушки — любой обрывок серебряной бумаги, красный лоскут, открытка — все шло в дело. Так все и было.
— Да, но теперь, — настаивала Уна, — все они цвета сигаретного пепла. Знаешь, Джон — когда-то у нас была одна из первых искусственных елок. Была.
— Да ладно тебе! — засмеялся Джон. — Мы будем гордиться Джуди и Полом, я в этом ничуть не сомневаюсь. Готова, Фрэнки? Собралась? Да? До свидания, добрые люди. `A bient^ot. [72]
Снаружи Фрэнки сказала: «Боже, знаешь, Джонни, столько времени прошло, а я до сих пор путаюсь в этих коридорчиках и вещах, которые они тут нагородили. — А потом добавила: — Ха — я только что придумала, Джонни: послушай. Как по-твоему, Майк и Уна могут понимать Гитлеров? Ты как думаешь? Потому что Гитлер — ну, настоящий, сам знаешь, — он тоже воевал, только на другой стороне. По-моему, они жуткие, эти Гитлеры. Не такие жуткие, как старый больной бродяга, фу-у, но тоже неслабо жуткие».
72
До скорого свидания (фр.).
А внутри Уна сказала: «Майк, мне кажется, нам пора уединиться». Глаза у Майка загорелись; он облизнул пересохшую нижнюю губу и огляделся. Похоже, он вытирал ладони о штанины.
— Правда? — довольно хрипло переспросил он. — Правда? Что — сейчас? Ты имеешь в виду, сейчас?
Уна улыбнулась и взяла его за руку.
— Почему бы и не сейчас? Сейчас — неплохо.
Она повесила табличку чая «Лайонз» на ручку двери спальни, и Майк, когда она потянула его, последовал туда за ней. Он занял позицию по правую сторону мощного дубового гардероба и потянул, а Уна надавила с другой стороны. И хотя они благоразумно никогда ничего не клали в него именно по этой причине, гардероб все равно, как ворчала теперь Уна, громадина еще та — черта с два передвинешь. Затем она на четвереньках залезла в открывшуюся низкую дыру, вроде тоннеля, Майк нагнулся, чтобы отвести светомаскировочные шторы и медленно двинулся вперед, позволяя им смыкаться у себя за спиной, пока полз сразу за Уной. Теперь они устроились уютно, Майк и Уна, — уютно и тесно под морщинистым сводом самого первого семейного бомбоубежища, бомбоубежища Андерсона [73] — пожалуй, если честно, о нем Майк страстно мечтал всю жизнь, как ни о чем другом. А когда наконец им завладев (поглаживал холодные складки металла, вдыхал их запах), он контрабандой по частям провез его наверх в лифте, почему-то решив, что совершенно необходимо, чтобы никто, никто, кроме Уны, не знал об этом чуде, ибо это чудо — это чудо предназначалось для них. (Делиться — это хорошо, но это, это должно быть личным.)
73
Бомбоубежище Андерсона — бомбоубежище семейного типа, разработанное в 1938 г. Уильямом Патерсоном и Оскаром Карлом Керисоном по заказу британского Министерства внутренних дел. Состояло из нескольких листов гофрированного железа. Его полагалось закапывать в саду и присыпать землей. Названо в честь сэра Джона Андерсона, лорда-хранителя печати, а затем министра внутренних дел.
— Удобно? — уточнила Уна, натягивая тонкие серые одеяла из аварийного комплекта к самым подбородкам. — Мне начинать?
Майк тяжело дышал.
— Начинай, — разрешил он.
В полумраке раздался щелчок, отразился эхом от стен, тут же последовал несколько зловещий дребезжащий свист, который вскоре перешел в быстрый и ритмичный треск. Мерцающие и пятнистые черно-белые быстрые и дерганые кадры внезапно выплеснулись на кривую заднюю стену совсем близко к их лицам, заскользили по кривым стенам, едва не пересекаясь где-то у них над головой. Невысокая женщина с насурьмленными глазами, аккуратной и блестящей стрижкой «под фокстрот» и чертовски мясистыми бедрами (нет, они мясистые, настаивала Уна в прошлый раз, по сравнению с ее икрами или крошечными сиськами) маячила у них над головами, ее ошеломительно длинный и заостренный, влажно блестящий язычок мелькал между черными, припухшими, словно от пчелиного укуса, губами со скоростью и четкостью ротационного поршня. Лихорадочное пятно рук раскачивало обнаженные груди вверх-вниз, будто она изо всех сил старалась избавиться от них навсегда — а затем ее глаза распахнулись в огромные белые озера совершенного и немого удивления, когда сонный мужик с унылыми усами принялся усердно долбить ее откуда-то сзади. И пока он это делал (пока он занимался своим делом), увенчанные длинными ноготками пальцы Уны осторожно крались в глубинах одеяла, и сейчас как раз добрались до ширинки Майковых темно-серых фланелевых штанов с рисунком «куриная лапка», а потом ловко и очень привычно порылся вокруг каждой пуговички. Майк навалился на плечо Уны, постепенно нашаривая дорогу через и под каждый слой ее лимонной «двойки», неуклонно приближаясь — продвигаясь вперед с неослабным стремлением побороть многочисленные петли и крючки, прочно пришитые к телесного цвета корсету с поясом для чулок фирмы «Плейтекс» (он действовал хладнокровно и осторожно, едва касаясь, точно Раффлс [74] или человек, сведущий в разминировании). Майк ахнул, когда рука Уны еще больше оживилась — а сейчас он ощутил вес груди номер один, вывалившейся прямо в его подставленную влажную ладонь. Усатый мужик, похоже, готов был поглотить их, а смело остриженная женская голова уже целенаправленно качалась
74
Артур Дж. Раффлс — персонаж детективных произведений британского писателя Эрнеста Хорнунга (1866–1921), зятя Артура Конан-Дойла. Раффлс — благородный джентльмен-взломщик, во многом антипод Шерлока Холмса.
— Ты это сделал? Ты это сделал, Майк? Сделал? Подумал о ней? Ты о ней подумал?
Он длинно, с низким скрежетом, выдохнул из самых глубин своего существа.
— Да, — едва расслышала она. — Сделал. Я сделал. Я сделал это.
Джейми время от времени поглядывал на Тедди за столом — сидит себе и стучит по клавишам огромной старой пишмашинки, вроде бы не обращает внимания на болтовню Джейми и Джуди. Поначалу, если честно, Джейми совсем не нравилось, что Тедди вообще там сидит, — но потом он подумал: нет, это просто-напросто глупо. Правда ведь глупо? И неправильно. Ну то есть — да, я говорю с Джуди о, ну — очень интимных вещах, но что с того, если Тедди примет в этом участие, в самом деле? Мы все участвуем, так? Каждый из нас. Да. В этом-то и весь фокус. Мм — пожалуй, это правильно. Впрочем, говорю же — да посмотрите вы на него: сидит себе и шлепает по клавишам, уж не знаю, что он там печатает. Ему плевать, о чем мы говорим: вряд ли хоть слово расслышал.
— Ну, я думаю, — сказала Джуди, опуская чашку, — что это совершенно замечательная идея, Джейми. Как ты считаешь, Тедди? Замечательная?
— Замечательная, — немедленно и безапелляционно согласился Тедди.
Автоматическая реакция? Очередной рефлекторный ответ посреди бесконечного чемпионата по супружескому пинг-понгу? Или он умудряется печатать и слушать одновременно? Наверное, это возможно. Впрочем, мне все равно; теперь меня больше парит, что этот наш с Джуди разговор может отвлекать Тедди. Хотя, если на него посмотреть, он совершенно не отвлекается.
— Я имею в виду, — продолжала Джуди, — особенно ради малыша, да, Джейми? Бенни. Малыша Бенни. Мило… Так что приводи ее, конечно, если она — сам знаешь, если захочет. Если твоя жена вообще захочет познакомиться со мной…
— О да, конечно, она захочет с тобой познакомиться, — бросился уверять ее Джейми. — Если придет. Я же говорю — когда я звонил, ее не было. Не было дома. Ну — или трубку не сняла. Может быть. Когда услышала мой голос. Я оставил сообщение, может быть, ну не знаю — может, я сглупил, потому что в нем было полно, сама знаешь — эканий и меканий, и заикания, и так далее — потому что я до сих пор не привык, что довольно нелепо — разговаривать с машинами. Иисусе — пора бы уже привыкнуть. Не помню, когда в последний раз звонил кому-нибудь и действительно разговаривал с человеком.
— Я уверена, она ответит, Джейми. Ну конечно, ответит.
— Да-да. Дам ей день или два и позвоню еще раз.
— Это приятно? — спросила Джуди. — Быть отцом? Мне всегда ужасно любопытно, каково это. Воспитывать детей.
— Ну… если честно, я не очень помню, каково это. Столько времени прошло. Да я не так уж и много его, ну, воспитывал — так ты сказала? Да? О. Когда был рядом. Но на самом деле, знаешь, Джуди, — раз ты, ну, понимаешь — раз ты подняла этот вопрос, вроде того. Я вообще-то очень удивлен, что вы с Тедди, ну, понимаешь — что вы с Тедди не, гм, — никогда не…
— О нет. — Джуди улыбнулась, и весьма решительно притом. — Мы не можем, увы. Или надо было сказать «я не могу»? Да, Тедди?
— Да, — ответил Тедди. — Не можешь. В слове «терраса» две буквы «с», да?
— Одна «с», правда, Джейми? Одна «с»?
— Одна, да. Совершенно уверен. И две «р».
— Мм, — задумался Тедди. — Да, насчет двух «р» я и сам сообразил. Ну ладно — пусть будет одна «с».
— Но с Тедди все в порядке, — продолжала Джуди. — Это я не могу. Ведь ты же в порядке, правда, Тедди?