Отпетые отшельники Книга 2
Шрифт:
Гл.2. Переправа, переправа...
'Братья-монахи' начали тихонечко потреблять огонь-воду, прочие християне занялись постирушками, купанием и рыбалкой... Однако прошло два дня, а на нас никто не нападал и в гости не приезжал. Похоже, что на нас 'воопче забили болт'. Абидна, однако. И тогда я решился. Главное правило полководца: - Хочешь победить - удиви и напугай! И я решил удивить.
Армия Петра располагалась на обеих сторонах Дона. Основная часть обложила саму крепость на левом берегу, вместе с пушками-редутами-подкопами,
Короче, взял я доску с парусом поцветастей и попестрее, оделся в холщовые портки и рубаху, подпоясанную верёвкой. Приклеил усы-бороду-шевелюру, прилепил под парик переговорную гарнитуру, одел через плечо свою кожаную торбу-котомку с ништяками и поплыл...
Сзади в километре держался Мыкола Кныш, ряженный точно так же, под парусом на шлюпке. Около 5 вечера по местному заметил искомую пристань с казачьей заставой на левом берегу. Со всем возможным при таком ветре выпендрежом, с подскоком на небольших волнах и загогулинами по курсу проскочил выше по течению на 300-400 метров, потом резко развернулся, заложил залихвастский вираж-крендель к стрежню реки и лихо выскочил на мелководье в десятке метров от мостков пристани. И всё это под пристальным вниманием сотни глаз, столпившихся на берегу казачков.
На инерции бросил гик, уронил мачту виндсёрфера и, почти не замочив ног, выскочил на берег перед честной компанией воинов царя московского.... Нисколько не обращая на них внимание, тут же развернулся, забежал в воду и вытащил повыше на берег доску с парусом. И уж только потом обернулся к зрителям, отвесил им поясной поклон и забалабонил:
– Здравы будьте, православные! Дозвольте пристать и обогреться у вашего стана, казачки? Не побрезговайте обчеством блудного сына Игната, Ивашки непутёвого?
Досель, изумлённо молчавшая ватага казаков, одетых кто во что горазд, но обильно увешанных разнообразным оружейным металлоломом, враз загомонила и зашевелилась. Потом вперёд выступил невысокий худой, напоминающий бойцового петуха, тип цыганистой породы с парчовым кушаком:
– Ты хто таков и откель будешь, холоп?
Я взвился, будто меня шилом в зад ширнули:
– Сам ты, видать, холоп, дядя. Коли лыцарского вежества к своим годам не уразумел и давно в чужих руках не обсирался. А прозываюсь я Иваном, сыном Игната по прозвищу Смолокур. Воронежские мы, с Дона. И на сей момент я лучший друг и приятель Его Святейшества, Магистра, князя Гвидона Буянского! Что намедни всю вашу флотилию обосраться заставил.
В начале моих слов "петух" потянул пистоль из-за своего парчового кушака, но, услышав продолжение, окончательно освобождать его не стал. И я, почувствовав его слабину, перешёл в наступление:
– Видать прав был Князь Гвидон, когда баял мне, что нонешние казаки с Дону тока с безоружными и вдесятером на одного справиться могут, а супротив турецких
Ватага возбуждённо-обиженно взрыкнула, а за плечом "петуха" нарисовался детинушка кило на 100-120 и явно вознамерился порвать меня на тряпочки.
Ну, что ж, будем ковать железо пока горячо... и я заорал, ткнув в него пальцем:
– Эй ты, оглобля! Слабо супротив меня сам на сам побиться, не оружным, а тока на кулачках?
Верзила резко пробился вперёд и стал избавляться от замызганного кушака, бросая свой арсенал прямо на землю.
' Кажется, сейчас меня будут очень серьёзно убивать.' Я огляделся. Парус баркаса Кныша тока-тока показался из-за поворота реки. Ему ещё минимум четверть часа сюда плыть, а верзила уже стягивал с себя кафтан. Надо "съезжать на базаре" и тянуть время.
– Э-э, нет! Так не пойдёт! Панове! Вот побью я вашего поединщика в честном бою, а потома вы всем скопом своими шаблями меня в капусту парубаете. Видоков-то нету. Вона, мой меньшой братуха сюды гребёть. Пождём его. А он, ежели меня не по-правде обидят, всем вам башки поотрывает и сопатки в кровь порасшибаить.
Десятки голов дружно повернулись в указанном мной направлении, на приближающийся парус. А я тем временем снял со спины котомку-переросток и начал деловито обходить предполагаемый ринг, тщательно выбирая и выбрасывая прочь попадающиеся камушки. Мужики тупо наблюдали за моими действиями, но перечить не стали. Потом я достал из котомки зараннее набитую табаком трубку, неспеша подошёл к казачьему таборному костру, над которым булькал довольно внушительный медный казан, выбрал тлеющую веточку, раскурился. Вернулся на ринг, уселся в позу лотоса, соединив пальцы рук как положено и начал медитировать с трубкой в зубах.
Опизденевшие казаки наблюдали за мной и негромко комментировали. А я... медитировал.
Наконец, к хлипкому причалу пристукнулся борт баркаса Мыколы. Через, спрятанную в моём парике, гарнитуру он был в курсе всех моих проблем, поэтому сразу вступил в "игру":
– Здорово, панове станишники! Братка, ты чего зелье палишь? Аль убить кого собрался? А я тут трошки задержался. Сом-рыба на крюк попалась. Покедова вывел, да по башке приладил, задержался маненько. Однако, повечерять будет чем.
Солнце уже заметно скатилось к горизонту и я счёл нужным выйти из транса.
– Мыкола, мне туточки надобно одного бугая побороть, так ты присмотри за лыцарями, соблюди лыцарскую честь.
Припухшие от моих заебонов и манипуляций казачки при виде "младшего" Мыколы вновь воспрянули духом. Не "показался" он им. Детинушка, вызвавший меня на бой, был гораздо фотогеничней.
Братка отмахнулся:
– Тю-у! Так цэ дурное дило не хитрое. Це и впотем завсэгда можно зробыть. Православные, поможить сию злобну тварыну в обчественный котёл определить.
– он указал в сторону баркаса.
По разрешению "петуха" четыре казачка с охотой выскочили на причал и вытащили сома на берег, но от Мыколы отходить не спешили, взяв его в плотное кольцо.
Если честно, то этого двухметрового сома Кныш вытащил ещё на рассвете сетью. Но девать его было некуда, рыбой мы уже были затарены по самое не могу. И мы оставили его трепыхаться в сетке под бортом "Осётра". А уже после обеда я придумал ему применение в вечернем спектакле.
Мужики плотно обступили здоровенную рыбину. Раздались удивлённые возгласы: