Отпущение грехов
Шрифт:
Гейл попыталась повернуться, но Эндрю еще крепче прижал ее к груди. Он твердил, что не хочет разрушать иллюзию, но знал, что лжет себе. И все же это лучше, чем признаваться в том, что ему нужен духовник.
Гейл прильнула к нему и умолкла. Казалось, она чувствовала, что Эндрю нужно дать время, чтобы собраться с мыслями и привести их в порядок, прежде чем излить душу.
— Я не знаю, кто был моим отцом, и сомневаюсь, что мать сама знала это, — наконец бесстрастно сказал он. — Продаваться за порцию наркотика — вещь обычная, а мать не
Тонкие пальцы Гейл тесно сплелись с его пальцами.
— Что она употребляла?
— Героин. Возможно, иногда что-нибудь другое. Много ли знали наркоманы тридцать два года назад? — спросил он, не ожидая ответа. — Я родился раньше срока на шесть недель и унаследовал от матери ее тягу к наркотикам.
Пальцы Гейл напряглись.
— О Боже, Энди…
Он пожал плечами.
— Это было давно. — Но не так давно, чтобы суметь избавиться от душевных шрамов и страха перед будущим.
— Как ты это узнал? — спросила Гейл. — Приемные родители рассказали?
Он испустил еще один тяжелый вздох.
— Нет. Ты наверняка имела дело с людьми из служб социального обеспечения и знаешь, что они собой представляют. В больших городах, где есть трущобы и отверженные, социальным работникам приходится тяжело. Они перегружены работой, а получают мало. Я понимаю этих людей и не удивляюсь тому, что они могут наговорить ребенку лишнего. Кто знает, может быть, они напрочь забыли, что такое сочувствие?
— Значит, ты жил с матерью, пока не стал старше?
Эндрю кивнул, но тут же понял, что Гейл его не видит.
— Меня забрали в возрасте шести лет и отдали на усыновление. Я никогда не мог понять, какого черта они так долго ждали.
— И сколько времени ты провел у первых приемных родителей?
— В каком-то смысле я до сих пор остаюсь с ними. Я всегда считал их настоящими. Они воспитали меня и научили тому, что такое семейный очаг. Хотя я ношу другую фамилию, но считаю себя их сыном. Черт побери, они заботились обо мне, хотя я был далеко не лучшим ребенком на свете. Я доставлял им кучу забот, но они меня не бросали. И не бросили бы даже в том случае, если бы я был последней скотиной.
— Для этого и существует семья, — тихо сказала Гейл. — Жизнь не похожа на короткометражные комедии положений, где все проблемы решаются за двадцать две минуты плюс продолжительность рекламного ролика. Так не бывает. Я всегда считала, что родственники должны стоять друг за друга горой. Чего бы это им ни стоило.
— Меня в этом убеждать не надо, — хмуро буркнул Эндрю.
Черт побери, то, что здесь происходит, едва ли можно назвать сбором информации… Однако угроза Филдинга не выходила у него из головы. Хотя Эндрю отчаянно пытался сосредоточиться на своей задаче, но близость между ними росла. Он это знал и чувствовал, это не было фантазией его досужего ума.
Эндрю внимательно рассматривал их переплетенные руки. Длинные, изящные пальцы Гейл с безукоризненным маникюром.
— Твоя мать еще жива? — спросила Гейл, водя кончиком пальца по его костяшкам.
— Была жива, когда я видел ее в последний раз.
— Тогда тебе было четырнадцать?
— Угу.
— Ты сказал, что попал к приемным родителям в шесть лет. Но с матерью ты виделся регулярно? Хотя бы какое-то время?
— Только тогда, когда Дебби были нужны деньги на наркотики. Она приезжала к моим старикам, чтобы расколоть их на несколько баксов. Штат платил за мое содержание, и мать считала, что имеет право на часть этих денег.
— Это просто смешно.
— Смешнее другое. Мои родители платили Дебби за то, чтобы она ушла и не появлялась до следующего раза. Наверное, это было неправильно, но таким образом они защищали меня.
— И это продолжалось восемь лет? — не веря своим ушам, спросила Гейл.
— О да. Только я подумал, что больше никогда ее не увижу, как она явилась и сказала, что хочет забрать меня. Но притворяться она была не мастерица. Ей нужен был не я, — признался Эндрю, — а деньги, которые Гарри и Салли получали за заботу обо мне. Я был для матери чем-то вроде чека от службы социального обеспечения. Источником средств, которые она могла бы тратить на шприцы, героин и прочую мерзость.
— Почему она перестала приходить, если считала, что имеет право доить твоих приемных родителей?
Эндрю снова невольно прикрыл глаза. Не для того чтобы укрыться от боли, а чтобы лучше вспомнить прошлое.
— Мать перестала приходить потому, что я заставил ее выбирать. Или я, или ее привычки.
Гейл слегка пошевелилась, повернулась лицом к Эндрю, взяла его руки и положила к себе на колени.
— Что случилось? — спросила она, глядя на Эндрю с сочувствием, которого он не заслуживал.
Это было выше его сил. Он отвернулся и уставился на пляшущие огоньки эквалайзера. Из стоявшего на книжной полке дискового стереопроигрывателя доносилась негромкая музыка. Эндрю медленно вернулся в прошлое, полное тоски и боли.
— К тому времени, когда мне исполнилось двенадцать, я понял, почему Дебби то и дело возвращается, — начал он. — После каждого ее визита на меня нападала хандра. Теперь я знаю, что это типичный синдром брошенного ребенка. Салли плакала, а потом начинала суетиться вокруг меня, пытаясь утешить. Однажды я увидел, как Гарри дал моей матери деньги, после чего она ушла. Я разозлился и обвинил их в том, что они платят Дебби за то, чтобы она от меня отказалась.