Отпуск&Детектив
Шрифт:
– Платочек отстойный, – радостно согласился Денис. – Такие реально только старикашки носят. – Он повернулся ко мне: – Ладно, Инка, иди уже. Не заставляй дедусю ждать.
Мамаев уже поднялся до середины трапа и, развернувшись к лайнеру спиной, снисходительно махал ручкой публике на причале и в колоннаде Морвокзала. Жена его, блондинка в белоснежном костюме, дожидалась возможности взойти на борт, нетерпеливо похлопывая по перилам ручкой с бриллиантом на пальце и притопывая по ступеньке ножкой в лаковом лофере. От этих ее телодвижений
– Дедуся меня не ждет, – сухо ответила я Денису. – Приступаю к работе только завтра в девять утра.
– И все же не будем задерживаться, я хочу еще рассмотреть интерьеры. – Зяма наконец подхватил мой чемодан и заспешил к трапу.
Мамаев и его супруга уже взошли на борт. Поднявшись, мы не увидели их на палубе, но там и без того было на что посмотреть. Неизбежная при посадке толчея мешала полюбоваться лайнером спокойно, в режиме неспешной прогулки, но даже марш-бросок до отведенной мне каюты позволил убедиться: «Аркадия» – шикарное судно.
– Позолота, венецианская мозаика, но при этом много воздуха, – бормотал, озираясь на ходу, братец – известный дизайнер по интерьерам. – В коридорах репродукции Климта, в каютах… да открывай уже… ага, у тебя Шиле. Экспрессионизм, значит, уважает наш дедуся. Редкий случай – есть и деньги, и вкус!
– Идем. – Алка потянула мужа за руку. – Оставим Инку и Дениса, пусть попрощаются.
Мы с Кулебякиным остались вдвоем.
Я плюхнулась на кровать, занимающую большую часть одноместной каюты, и похлопала ладонью рядом с собой, но Денис не стал присаживаться. Он опустился на корточки и, глядя мне в глаза, настойчиво попросил:
– Пожалуйста, будь внимательна и осторожна. У меня дурное предчувствие…
– С чего это? Не на «Титанике» плыву. – Я попыталась отшутиться.
– Не знаю. Должно быть, интуиция матерого опера, – не улыбнулся майор Кулебякин.
– Не нагнетай, – попросила я.
А надо было прислушаться.
Интуиция матерого опера – вещь посильнее «Фауста» Гёте!
Через несколько дней после отплытия жизнь на лайнере вошла в свою колею. То есть праздные путешественники, конечно, каждый день предавались все новым удовольствиям, а вот у меня потянулась рутина. На берег я не сходила, так как должна была находиться рядом с боссом, а тот редко покидал свои покои.
У Мамаева апартаменты были не чета моей скромной каютке: гостиная, спальня, столовая, кабинет и еще библиотека, подсобные помещения вроде туалета-ванной-гардеробной вообще не в счет. У него даже собственный бассейн на персональной палубе имелся, массажный кабинет, сауна, две бани – инфракрасная и турецкая, а также тренажеры. Зачем, в самом деле, выходить из такого жилища? А видами портовых городов, в которые заходила «Аркадия», ее тезка и владелец любовался с террасы и через панорамные окна своих апартаментов.
Я, конечно,
Как оказалось, главной моей задачей было следить за расписанием Аркадия Кирилловича и фиксировать его выполнение (или редкие отклонения от него) в специальном журнале. День босса даже в круизе был расписан поминутно, и Мамаев практически никогда не оставался один. И днем, и ночью поблизости – необязательно в том же помещении, но не дальше, чем за стеночкой, – находился секретарь.
Не знаю, чем по ночам занимался на посту мой сменщик Вася, а я работала с документами, разбирала почту, писала письма… Если честно, работы было не так уж много, и порой я откровенно скучала.
От нечего делать рассматривала интерьеры, о чем меня особо просил Зяма, у которого не было возможности лично попасть в апарт Мамаева. Недолго думая, я просто фотографировала те помещения, к которым имела доступ, камерой своего смартфона и отправляла снимки братцу.
Если у него возникали вопросы, он мне звонил или писал и уточнял, как вот сейчас:
– А это что за блямба на стене, не понял?
– Сама еще не поняла, если честно, – призналась я, понизив голос, чтобы не услышал босс в своей спальне.
Дежурный дневной созвон с родными и близкими производился вскоре после обеда, когда у Аркадия Кирилловича по расписанию был тихий час. Сиеста, как принято говорить в тех странах, вдоль прекрасных берегов которых мы плыли.
– Но это не блямба. Какие-то доски.
Я встала из-за стола и подошла к стене, на которой помещался предмет разговора.
– Даже не знаю… Оригинальное художественное произведение «Деревянный квадрат»?
– Ближе покажи, – потребовал Зяма, и я переключила камеру, направив ее на стену. – Нет, это явно не цельная доска, вижу вертикальную линию стыка посередине… Так, теперь сбоку покажи. О! Я понял!
– Объясни, – потребовала я, устав терзаться любопытством.
Скучный деревянный квадрат на стене не представлялся мне объектом, достойным любования, и было совершенно непонятно, почему Мамаев повесил перед столом в кабинете именно его. В других помещениях стены украшали очень симпатичные акварели.
– Это киот.
– Да ладно?! – не поверила я.
Прекрасно знаю, что такое киот: это шкафчик или застекленная рама для хранения иконы. Само слово происходит от греческого ??????? – «ящик, ковчег», а назначение предмета – обеспечить максимальную сохранность иконы, защитив ее от непосредственных прикосновений, пыли, влаги, а также перепадов температуры.
– Мамаев не производит впечатление человека религиозного. И потом, разве иконы не в углу вешают? В правом, именуемом красным?