Отрадное
Шрифт:
– Фу, какую нечесаную взял.
А Фифа на следующий вечер шепнула:
– А он тут с одной женщиной познакомился.
Но Лидка этого как бы не услышала и ничего никому не сказала. В ней звучало его письмо – «Люблю. Люблю. Люблю». С него она хотела начать свою жизнь.
Вот Димка, зараза! – досадовал старший брат. – И всегда-то он растеребит душу. Нет, я, конечно, выдержу. Что можно сказать, когда тебя вербовали в агенты и ты сглупил? Оказался вновь на родине, голодный, разут-раздет. Только одна армия одета с иголочки. А в Германии, невзирая на прошедшую войну, люди сразу взялись за хозяйство. В 1947–1948 годах уже прилично всё наладили. Чего бы мне там
После войны вышел Сталинский указ – всем командирам вернуться в семьи. Генерал получил копию сталинского письма, где говорилось: после официального окончания войны весь комсостав возвращается в свои семьи, иначе будут разжалованы. Поэтому задачи начальства были – довести до всего комсостава – вы едете домой. А этих женщин, кто обслуживал это, – по возможности пристроить. И он вызвал Выпхина.
– Можно, Георгий Ильич?
– Да, да, входите, Выпхин. Что вы думаете про свою жизнь дальше, Выпхин? Я вот почему вас вызвал. Знаете, вы всё время что-то молчите. А ведь начальник гарнизона – ваш родной отец, он заботится о вас.
Выпхин сел на присутственное место в кабинете. Генерал посмотрел на него из-под лампы своего письменного стола.
– Я должен знать ваши мечты, направление ума. Как вы считаете – я правильно говорю или нет? Словом, мне кажется, вы – человек перспективный, ответственный. Можете сделать карьеру и – даже, даже! – быть совестливым партнером для хорошей женщины. Вы не думали о женитьбе? А я вас тут женить собрался. И женщина такая хорошая, достойная. Как раз вам под стать будет. Я ведь как понимаю – ваша трудность на данный момент в том, что вы хотите учиться и сделать карьеру, но боитесь, особенно первое время, делать самостоятельные шаги. Хозяйственный институт по дойдет вам? А эта женщина поможет вам учиться. У нее три курса плехановского. Ей это как семечки. Вам бы за нее уцепиться. А я бы вам помог. Только не спрашивайте, кто она и какая ее биография. Это к делу не относится. Встретитесь, посмотрите друг на друга, потом мне скажете. Уверяю вас: это ваш шанс выбиться в люди. А потому подумайте хорошенько и не спешите с ответом. Я вам плохое не посоветую. Это статусная женщина и вы должны это знать.
Да, Фифа досталась по случаю, от генерала. Теперь надо делать быстро карьеру. Задумки есть. В Кремле есть друг отца, который его помнит. И если к нему обратиться, всё может получиться. И он обратился и получил. Теперь надо за пять лет выучиться. И в этом ему помогла Фифа, которая кончала такой же институт во Львове.
Пожив в Кубинке, они переехали в министерские дачи на Клязьме. Алексей не мог допустить, чтобы свекровь драла Фифу за косы. Он же работает и учится.
Глава 3. Спортивная
Ход мысли Димки был такой: работа на войне – стой, не пускай, отстреливайся. А мирная жизнь должна быть с такой работой, которая давала бы пищу телу и душе. Телу надо так работать, чтобы хватило на съемную комнату с отдельным от хозяев входом. Но главное, конечно, не сразу, но в обозримом будущем, лет через пять-семь – получить свою.
Город ничего не строил или строил очень мало. Строили только министерства. Поэтому работа должна быть от сильного министерства и желательно в головном предприятии. В нем строят больше и места хорошие для
Вот он и пошел в типографию одной из крупнейших газет государства печатником, а потом бригадиром смены.
Мать потом говорила – работа тяжелая. Спецовка – приедет – вся в масле, недостираешься. Уставал, встать иногда не мог, не добудишься, а если проспит – одна дорожка – беги в поликлинику и уж как ты можешь – краснобайничай или за шоколадку – проси бюллетень. С опозданиями и прогулами было строго. Могли и шесть месяцев тюрьмы дать.
Ход его мысли шел дальше. Если работу за квартиру нашел – надо грамотно себя расположить. В городе снимать дорого. Значит – надо отъехать. Типография, как и все крупные производства в городе, находилась рядом с железной дорогой. И это была железная дорога, на которой жил его род. Таким образом, он мог проститься с корытцевым детством под Можайском, но не до конца, а слыша объявления, что поезд идет до Можайска. Оставить подростковую Кубинку, а в расписании на станции видеть это название. То есть выехать за город по своей дороге, пропустив «три ласточки» – три дачных станции, на которых почему-то никогда не останавливаются поезда.
Первый городишко – Подгородний. И электрички пока ходили только до него. Далее только паровики дальнего следования. Вот тут и расположиться. Рынок предложений был достаточно большой и устойчивый.
Сначала сняли комнату за прудами на Верхней Пролетарской, за деревянной двухэтажной школой, крашеной коричневой краской, вся в зелени. За ней – деревянный дом с деревянными часами, комната с отдельным входом со двора. Большая комната с двуспальной кроватью.
Вроде устроились – отец, мать и ребенок. Но тут приехала свекра – Мотя. Её положили на кровать, а сами в одночасье оказались на полу. И когда муж ночью приставал с известным делом к жене, она говорила:
– Не спит свекра. Чего ты делаешь?
– Да спит, спит, я слышу, она храпит.
– Ну нет, Дим, ищи другую съемную, мы должны отдельно жить, – тихо ему ночью.
И громко днем: «Надо думать!»
Вот он и пошел искать квартиру на другую сторону Подгороднего, где построили стадион и улицы Спортивные. Ходил и спрашивал – комнату не сдаете с ребенком? – Нет. – Не сдаете? – Нет. Подождите, а сколько вашему? – Полтора. – А тогда сдадим, у нас как раз Игорек – ровесник вашему. Друзьями будут, гулять вместе будут. Повезло, в общем, ребенок притянул.
А Мотя не стала без них снимать. Тоже сбежала. Ей одной дорого. Сняла на Коммунистической койку, чтоб поближе к Димочке быть и жаловаться на свою жизнь. С ребенком не сидела ни дня. Всё время работала на «Дукате».
Мать взялась за хозяйство и стала гулять с детьми через день. Один день она, на следующий день гуляла с двумя детьми бабушка Игорька. Маленькое, но всё-таки подспорье.
Года три прошло.
Мать, когда собиралась в ташкентский текстильный техникум, училась раскрашивать платки. Как надомница она и в Подгороднем начала с платков, как с известного для себя. Потом отказалась из-за того, что в одной комнате краски и ребенок.
Взялась погоны и петлицы клеить. На картонку наклеивают материал, а потом на противне сушат. Но у нее было много брака, непонятно, почему. Спросила – почему, а говорят – у вас простая печка, сушит, как Бог на душу положит. Вы ничего не заработаете так.
Тогда она согласилась пойти на курсы кройки и шитья.
Это была моя первая книга – «Кройка и шитье женской одежды», которую я листал с удовольствием. И мать ходила на курсы с удовольствием. Разрисовывала юбки, каждую проклеивала папиросной бумагой.