Отравленные клятвы
Шрифт:
То, что предлагают сейчас, это не свобода. Это постоянная тюрьма.
— Нет. — Мои руки сжаты в кулаки, слово с трудом вырвалось из меня сквозь панику. — Нет. Я не выйду за тебя замуж.
Мгновенная реакция моего отца и Пахана, обрушилась на меня в один ужасающий момент, напоминая мне, какой ошибкой это было. Пахан смотрит на меня, на его лице смешаны гнев и неверие, а мой отец делает шаг вперед, ярость пылает в нем, когда он поднимает руку, чтобы ударить меня.
— Встань на колени перед теми, кто лучше тебя, девочка, — шипит он. — И будь благодарна за то, что они тебе дают.
Его рука прокладывает
— Дайте мне побыть с ней минутку, — рычит Николай, и прежде, чем кто-либо успевает ответить, он кладет руку мне на талию и отводит меня в конец комнаты, подальше от других мужчин.
— Тебе нечего бояться, зайчонок, — тихо говорит он, и это странное прозвище звучит странно хрипло на его губах. — Но и пытаться отказываться тоже нет смысла. Я женюсь на тебе, но я не причиню тебе вреда. Тебе не нужно этого бояться.
Я смеюсь. Я ничего не могу с этим поделать. Я заглушаю звук за плотно сжатыми губами, заглушая его.
— Ты женишься на мне, это уже причиняет мне боль, — говорю я ему, слова выдавливаются с трудом. — Ты не можешь причинить мне боль. Причиняет боль, то кто ты есть.
Он не улыбается. При этих словах его лицо становится жестче, а рука сжимается на моей талии.
— Отказа не будет, Лиллиана, — повторяет он, и снова звук моего имени в его тяжелом голосе с акцентом вызывает во мне прилив тепла, который не имеет смысла. — Ты выйдешь за меня замуж, даже если мне придется приказать охранникам вести тебя к алтарю и держать там, пока я произношу за тебя твои клятвы.
У меня приоткрывается рот. Я ничего не могу с этим поделать. В его словах есть порочная уверенность, которая заставляет меня чувствовать себя… странно. Я не понимаю, что происходит.
— Почему ты хочешь жениться на мне? Почему? — Шепчу я, глядя на него снизу вверх и борясь одновременно с желанием попытаться убежать и желанием прижаться к нему.
Кажется, что оба желания могут быть одинаково опасны, но я принимаю только одно.
Его рот сжимается, а другая рука ложится на мою талию, когда он наклоняется, притягивая меня к себе. Сквозь слои ткани между нами я чувствую его твердую фигуру у своего таза, предупреждение о том, что должно произойти. Думаю, я буквально, и вынужденно глотаю очередной взрыв истерического смеха.
— Потому что, маленький зайчонок, — шепчет он мне на ухо, его дыхание согревает меня — Я хочу сам определить зону твоей ловушки.
Ловушка.
Это, безусловно, то, что я чувствую прямо сейчас. После того, как Николай отстранился от меня, ведя меня туда, где ждут наши отцы, было решено, что мы поженимся через две недели. Почему именно столько времени и к чему такая спешка, я не знаю.
Ничто из этого не имеет смысла.
Контракт был подписан чернилами и кровью. Быстрый удар ножом по моему большому пальцу, Николая и каждого из наших отцов, свидетелей соглашения. Варварство, подумала я, но едва ли почувствовала это. Я была слишком сбита с толку. Слишком ошарашена.
Я
Я услышала, как за ней захлопнулась дверь. И теперь я застыла перед ней, пытаясь разобраться в том, что происходит. Я собираюсь выйти замуж за Николая Васильева. Наследника братвы Васильевых. Это похоже на кошмар. Как будто этого не может быть на самом деле. Мой большой палец пульсирует в том месте, где он был порезан, и я смотрю на него, видя маленькие капли крови, все еще выступающие из пореза.
В гневе я провожу им по юбке своего платья, портя нетронутую ткань. Это обжигает, и я сжимаю руку в кулак, морщась от боли. Это все, может помочь мне погрузиться в то, что кажется туманом невозможности. Я должна была стать свободной, когда все это закончится, но свободы не будет. Никакой возможности сбежать от брака и принадлежать Братве.
Не будет вывески Голливуд в Калифорнии, и я не буду кататься на роликовых коньках по дощатому настилу Венис-Бич. Не погружу пальцы ног в ярко-белый песок Флориды. Не буду бродить среди старых зданий в Англии или рассматривать древнее искусство в Италии, или, по крайней мере, если я отправлюсь в любое из этих мест, это будет не по моей воле, чтобы бродить, как мне заблагорассудится, и проводить свои дни так, как я хочу. Это будет с человеком, у которого свои планы на мою жизнь, который захочет моего времени и внимания для себя. Это все будет не так, как я мечтала.
Николай будет владеть мной вечно, и я ничего не смогу с этим поделать.
Каким-то образом мои ноги толкают меня вперед. Я хватаюсь за дверную ручку и дергаю ее, но она заперта, как я и думала. Я до мозга костей заяц, попавший в ловушку, как он и сказал. Паника переполняет меня, густая, горячая и истекающая кровью, пока я не теряю контроль, за который цеплялась всю ночь кончиками пальцев.
Сжимая обе руки в кулаки, я начинаю колотить в дверь. Я бью кулаками по тяжелому дереву снова и снова, а когда никто не приходит, я добавляю к этому крик. Я кричу изо всех сил, бью руками до синяков, пока боль не становится невыносимой, и я чувствую вкус крови, а затем я падаю на пол.
Я прислоняюсь спиной к двери, горячие слезы наворачиваются на глаза. Я в ловушке. Слова повторяются в моей голове снова и снова в жалком цикле, и я пытаюсь заставить себя принять их, как я принимала все остальное в своей жизни до сих пор.
На что это будет похожа, жизнь с Николаем Васильевым? Я не понимаю его, и это пугает меня больше, чем если бы я была отдана его отцу. Я знаю мужчин, подобных его отцу. Он бы забрал у меня все, что ему заблагорассудится, и это причинило бы мне боль, возможно, даже убило меня, но это было бы предсказуемо, и я знала, чего ожидать. Но действия Николая не имеют для меня никакого смысла. Я не сомневаюсь, что он, должно быть, такой же жестокий человек, как и его отец, он должен быть таким, чтобы быть наследником в таком беспощадном мире, но казалось, что он пытался… сдерживать себя. Как будто он хотел держаться от меня подальше.