Отравленные воспоминания
Шрифт:
–Пойдем, Андрюша, мы и так опаздываем, – сказала она сладеньким голосом, и парочка засеменила ко входу в театр.
Оля судорожно вздохнула и заставила себя успокоиться. Незачем травмировать бабушку, с пристальным вниманием наблюдавшей за встречей с нижнего края лестницы. На таком расстоянии слов Нина Ефимовна расслышать не могла, но выражение лица внучки и ее пылающие щеки разглядела хорошо.
–Это кто? Что случилось? – тревожно спросила она едва только Ольга приблизилась.
–Это Осинская. Собственной персоной. – мрачно ответила девушка, протягивая старушке пакет с чебуреками.
–Да ты что! – ахнула бабушка. –
–Сказала, что мне надо похудеть.
Нина Ефимовна не донесла любимый чебурек до рта.
–Какое ее собачье дело? – возмущенно воскликнула она. – Зачем тебе худеть? Что за чушь?
–Да ладно, бабуль, – со злостью в голосе ответила Оля, разворачивая коляску в обратную сторону. – Не обращай внимания. Это ее обычная манера. Осинская не будет Осинской если каждые пятнадцать минут не скажет или не сделает какую-нибудь мерзость окружающим…
–Вот ведь змеища какая! – продолжала кипятиться старушка, сверкая глазами. – Да как же вы ее выносите? На мой характер… Я бы…
Нина Ефимовна едва не задохнулась от праведного негодования.
–Всю бы морду ее накрашенную расцарапала! – старушка подняла вверх скрюченные пальцы, наглядно показывая, как бы она прошлась ими по ухоженной физиономии Аллы Игоревны.
–Морду расцарапать – это что… – со вздохом произнесла Оля. – Она нас до того уже достала, что мы ей эту морду готовы от остального туловища отделить и собакам выбросить.
–Вот это правильно, – охотно согласилась бабуля, кровожадно впиваясь зубами в чебурек. – Кавдый повуфит по вавфухам!
–Чего? – не поняла Ольга.
–Я говорю, каждый получит по заслугам, – повторила Нина Ефимовна, проглотив кусок поджаренного теста. – Коли ты к людям по-свински относишься, то не удивляйся, что рано или поздно они отплатят тебе тем же. Это справедливо!
–Да, наверное… – кивнула девушка, огорченно подумав, что бабулина справедливость – вещь идеальная и недостижимая, а в жизни все совсем по-другому. Если справедливость и торжествует, то как правило редко, запоздало и ненадолго.
Но старушка угадала ее мысли. Она хитро взглянула на внучку из-под края кокетливой фетровой шляпки и, усмехнувшись, сказала:
–Не сомневайся. Обязательно – по заслугам!
–Ага, – угрюмо буркнула Оля. – На том свете…
–Ты мне эти церковные штучки брось, – Нина Ефимовна строго погрозила внучке пальцем. Она была атеисткой с легкой склонностью к буддизму. – Не на том, а обязательно на этом! На том свете твоей Осинской быть жабой – это уж точно, но и на этом она свое отгребет, попомни мои слова.
–Почему жабой? – невольно улыбнулась Ольга. – Я думала, гиеной – характер у нее подходящий.
–Нет, – уверенно возразила старушка. – Точно, жабой. Глаза у нее навыкате, а уши на бородавки похожие.
–Ладно, пусть будет жабой, – девушка снова улыбнулась, понемногу отодвигая грустное настроение, и покатила коляску к дому, старательно объезжая выбоины на асфальте.
На выходе из парка они традиционно остановились возле Женщины, Кормящей Голубей. Эта городская сумасшедшая являлась неизменной частью парка. Она проводила здесь большую часть дня, бросая птицам хлебные крошки, медленно слоняясь по аллеям или просто сидя на скамейке в любую погоду. Оля подозревала, что бабушка была знакома с этой дамой очень давно, задолго до того, как та стала Женщиной Кормящей Голубей, но бабушка наотрез отказывалась
Оля слегка развернула коляску с бабушкой возле скамейки и привычно шагнула прочь. Она прошла несколько шагов по дорожке, бездумно переводя взгляд с поредевшей изгороди на деревья и кусты вдоль аллеи. На душе было скверно. В ушах все еще звучал насмешливый голос Осинской: “… тебе надо сесть на диету-у-у…” Обида захлестнула девушку с новой силой. Над головой внезапно пронесся свежий порыв ветра, всколыхнув ветви деревьев и заставив сухие листья отчетливо прошептать:
–Ос-синс-с-ская…. Ж-ж-жаба-а-а…
Оля вздрогнула и подняла глаза вверх, но там уже все было тихо. Девушка быстро посмотрела по сторонам, но вокруг никого не было.
“Хватит о ней думать,” – сердито приказала она себе. – “Пропади она пропадом!”
Но сказать было легче, чем сделать. Взгляд Ольги упал на небольшую лужу возле бордюра, и по спине пробежали мурашки. Свет от ближайшего фонаря, падая на ветку с остатками листьев, нарисовал на воде точный профиль ненавистной Аллы Игоревны.
Не осознавая, что делает, Ольга быстро шагнула к луже и несколько раз изо всех сил припечатала воду ногой, стирая с ее поверхности проклятый облик.
–Сдохни, гадина!… Гадина, гадина!… – с чувством прошептала она.
Темные брызги полетели в разные стороны и лужа стала просто грязной лужей, а не портретом злобной начальницы. Ольга судорожно вздохнула и постаралась взять себя в руки.
“Вот дура,” – отругала она себя. – “Хватит психовать! Тебе уже Осинская в траве и воде мерещится. Так недолго и с катушек съехать и будешь, как Кормящая Голубей по парку слоняться…”
Она торопливо развернулась, чтобы пойти к коляске, но не удержалась и снова бросила взгляд на лужу. Вода снова стала неподвижной, но теперь в ней отражались лишь две сухие ветки с засохшими и сморщенными листьями. Ольга почувствовала неожиданное удовлетворение и невольно улыбнулась. У нее получилось! Она стерла Осинскую с лица земли. Девушка вздохнула с облегчением, еще раз мысленно обозвала себя дурой, обращающей внимание на всякие глупости, и поспешила вернуться к бабушке. Хорошее настроение не покидало ее весь вечер.
***
Маша торопливо поднималась по лестнице, но ходу роясь в сумке в поисках ключа и гадая, дома ли муж Валерий.
“Спектакля у него сегодня нет, но он должен был пойти на пробы…” – думала она. – “Интересно, он еще там или уже вернулся?… Звонить в дверь или найти-таки ключ?… И если его еще нет – это хорошо или плохо?…”
Проклятый ключ в недрах безразмерной Машиной сумки отыскиваться не желал, и, дойдя до двери, девушка нажала кнопку звонка. Через секунду внутри послышались шаги.