Отравленный сад
Шрифт:
Елизавета отчаянно боролась с собой, чтобы не повесить Беатрис Поуп на ближайшей петле лозы, под которой они проезжали. И дело было не столько в глупой болтовне Би, сколько в предостерегающем письме Сесила, в котором, как ей казалось, главенствующая роль отводилась именно миссис Поуп.
Пропасть! Как жаль, что перед отъездом ей не удалось перечитать письмо еще несколько раз. Но поездка из Лондона в Стамфорд и обратно отняла у Дженкса много времени. Перед тем как сжечь послание, Елизавета успела всего дважды пробежать его глазами, но смысл написанного врезался ей в память раскаленным клеймом.
«Sui bono», — написал и подчеркнул ее хитроумный юрист, ибо письмо было от начала до конца на латыни.
«Всегда (semper), — писал и также подчеркивал Сесил, — ищите, кто получит выгоду, будь то деньги, политические симпатии или даже страсть в сердечных делах, в том числе мщение».
«Мне отмщение, Я воздам, говорит Господь» [9] , — вспомнилось Елизавете библейское предостережение. Но ей встречались сотни христиан, которые в это не верили, в том числе и ее сестра, королева Мария.
Так или иначе, писал Сесил, в случае с этим так называемым заговором отравителей он пришел к выводу, что супруг Марии Тюдор, король Испании Филипп, а также его приспешники, его католическая Церковь и его страна получат наибольшую выгоду, если Елизавета умрет. По крайней мере, Сесил не дерзнул пойти на государственную измену и не упомянул о том, что королева Мария может оказаться главным кукловодом за кулисами этого заговора. Однако во тьме ночи в темных уголках своей души Елизавета больше всего страшилась именно этого — и понимала, что это самый правдоподобный вариант.
9
Послание к римлянам апостола Павла, 12:19.
В качестве возможных подозреваемых Сесил перечислил испанцев, которые сейчас находились у власти, но рисковали лишиться всякого влияния, если на трон взойдет Елизавета. Первым значился граф де Фериа, испанский посол, за ним шли другие, имена которых принцесса не успела зазубрить.
Однако Сесил написал и подчеркнул, что, поскольку жертвами заговора являются Болейны, лучше в первую очередь искать тех, кто может многое потерять сейчас, но также связан с Екатериной Арагонской — своего рода двойное sui bono. Таким образом, второй подробный список включал кое-кого из окружения королевы Екатерины. Хотя некоторые из этого списка умерли, у них остались либо дети, либо слуги, фанатично преданные королеве-католичке, дочери испанской королевской семьи.
«Мигель де-ла-Са был личным врачом Е. А. Он был рядом, когда ей пришлось тяжелее всего, и есть свидетельства, что он поклялся отомстить Анне Болейн и ее хищной семье. Слово „хищная“ выбрал не я, это цитата, — осторожно добавлял Сесил. — И, разумеется, будучи врачом, де-ла-Са кое-что знал о ядовитых травах. Мигель мертв, но он мог передать кому-нибудь свою ненависть и познания о травах, так что я займусь этим вопросом. Его наследники многое потеряют, если вы придете к власти».
«Де-ла-Са…» — подумала Елизавета. Да, она помнила его, дряхлого старика из прошлого, который, как и многие другие, долго не протянул при царствовании Марии. Не будь он
«Во-вторых, Джон де Скути, — писал Сесил, — который до глубокой старости жил в Лондоне, страстно болел за испанскую идею и папскую религию и в свое время служил аптекарем у королевы Екатерины, сотрудничая с де-ла-Са. У доктора Скути была дочь по имени Сара Скоттвуд — вышла ли она замуж за некого Скоттвуда или поменяла фамилию отца на англизированный вариант в целях анонимности, с уверенностью сказать не могу. Сара тоже была знакома с травами — и королевой — и после смерти отца в прошлом году бесследно исчезла из Лондона».
Елизавета сделала мысленную пометку о том, чтобы попросить Сесила подергать за нужные ниточки и разузнать, как выглядела эта Сара Скоттвуд, урожденная Скути. А также имелись ли среди наследников де-ла-Са женщины.
Сесил включил в список и другие имена, но Елизавету больше всего злил и тревожил последний пункт.
«И вам известно, не так ли, — написал юрист, — хотя я не вижу здесь никакой связи с травами, что Мария де Салинас, фрейлина королевы Екатерины, которая до последнего черного дня хранила верность госпоже и публично заявляла, что люди Анны Болейн подсыпали яд ее предшественнице, была приемной матерью Беатрис, жены лорда Томаса Поупа, всегда сопровождающей вас…»
«Не всегда, — закипая, думала Елизавета. — Би находит предлоги, чтобы навещать в Кенте сестру. Но даже поездки в близлежащий Мейдстон не мешают ей вести неусыпное наблюдение».
Таким же неутешительным было предостережение Сесила о том, что оба кентских замка — Хивер и Лидс, — в которых принцесса намеревалась опереться на родственников Болейнов, были связаны с опасными иностранцами. Он бы постарался как можно скорее сообщить ей об этом, если бы ей самой уже не было это известно.
В конце письма Гарри собственной рукой заверил Елизавету в своей преданности и верности. При мысли о дорогом кузене принцесса перестала тереть разболевшуюся челюсть и позволила губам растянуться в улыбке. Гарри объяснял, что люди, покушавшиеся на него, горланили свой проклятый боевой клич с иностранным акцентом; он был как никогда уверен в этом. Они с Сесилом обсуждали это и пришли к выводу, что произношение вполне могло быть испанским, учитывая мелодичность и кастильское присюсюкивание.
— С вами все в порядке, леди Елизавета? — снова прервала ее размышления Би. — Вы и только вы настаивали на этом путешествии, но у вас всю дорогу нездоровый, бледный вид. А ваша вспыльчивость и отказ от цивилизованного общения говорят мне, что тут дело не только в зубной боли.
— Уверена, — ответила Елизавета, глядя прямо перед собой, — что общество в Кенте заметно улучшит мое настроение. Ах… взгляните, там, между деревьями. Как я люблю эти старые особняки, обнесенные рвами. Когда-то люди знали, как не пускать врага за ворота.
Би только фыркнула, когда Елизавета пришпорила Грифона и поскакала в авангарде группы.
— Помни, Дженкс: ты мой камердинер и мы жили за границей, — сказал Нед, когда на следующий день, ближе к обеду, они вдвоем въехали в маленький городок Эденбридж. — Поскольку наши герои мало смыслят в том, что тут происходит, и направляются в Лондон, им нужно разузнать у местных, что к чему. И на этот раз не стой, разинув рот, и не хлопай меня по спине, когда я заговорю с акцентом образованного лондонца.