Отражение в мутной воде
Шрифт:
Прошло три года, и вот Софья Васильевна, любившая Деспиллера, как родного сына, сообщила Георгию по секрету: с Димой что-то не то. Вынырнув из волн очередного романа, Георгий присмотрелся к приятелю и пришел к выводу: переизбыток гормонов все-таки сыграл свою губительную роль. Тем же вечером он сообщил Деспиллеру, что берет его с собой на Крит, где есть две знакомые девочки. А кроме того – солнце, белопенное море и прочее…
Против ожидания, Деспиллер не сделал испуганные глаза, не заговорил о глобальных проблемах – он с неприязненным выражением буркнул:
– Они ведь иностранки, да?
– Конечно, гречанки, – кивнул Георгий, удивившись подобному национализму.
– Но
– А я на что? – удивился Георгий, для которого греческий был просто семечками – как, впрочем, еще пять языков, не считая обязаловки вроде английского, немецкого и французского. Способности к языкам он унаследовал от матери, которая была в этом смысле просто уникумом и на инязе Хабаровского пединститута преподавала на нескольких кафедрах. Свои таланты Георгий развил, неустанно мотаясь по белу свету. Дядя брал его во все деловые поездки личным переводчиком, и, насколько Георгий мог припомнить, он только раз провел каникулы или отпуск не за границей, а в Крыму. Нет, пожалуй, ни разу не провел: ведь Крым в то время находился уже на чужой территории…
Итак, Георгий спросил:
– А я на что?
Деспиллер глянул исподлобья:
– Над постелью стоять будешь? Или групповуху задумал?
Георгий покачнулся. Пожалуй, даже узнав о посрамлении великого Ферма, он не был столь потрясен, как сейчас! Он-то думал, что Деспиллер и «словов-то таких не знает»!
А Дима вдруг с глубокой тоской изрек:
– Ну что я за чудище такое! Мозг на ножках. Арифмометр ходячий! – Махнул рукой. – Я ни на что толком не способен. Начал ходить на курсы иностранных языков, так надо мной там даже кошка смеялась!
Деспиллер на курсах иностранных языков, куда ходят кошки?! Георгий снова покачнулся.
– Вот если бы такая машинка была… – с мечтательным видом проговорил Деспиллер. – Что-то вроде сканера, который обладал бы избирательной способностью и снимал только определенные слои памяти…
– Скажем, сажусь я в кресло, надеваю специальный шлем и начинаю о чем-нибудь думать по-английски, – мгновенно врубился Георгий, который и раньше-то понимал Деспиллера с полуслова, а уж если его всерьез зацепило… – В это время все мои словарные запасы, даже и не востребованные в данный момент, активизируются и как бы всплывают на поверхность памяти. Сканер берет их, запоминает… потом воспроизводит. И если после запоминания посадить под шлем какого-нибудь конкретного недотепу, мой английский как бы внедрится в его голову!
– Да, вот именно, – выдохнул Деспиллер. – Твой английский… Или твой греческий!
Вот так и был придуман сканер памяти.
Дима Деспиллер, разумеется, забыл об этом разговоре на другой же день, ну а Георгий забыл про Крит. Вот когда пригодилась собственная компьютерная фирма! Новую идею автономно разрабатывали в пяти отделах, но никто не знал толком, что делает и зачем. Георгий, у которого схема сканера уже была перед глазами (точнее, перед мысленным взором), собственноручно сводил все разработки воедино. Через полгода был готов сканер-стационар и приемник. Еще через три месяца – портативный вариант сканера. Приемник же дешифровщик оставался громоздким, неподъемным и, на взгляд Георгия, примитивным. Он сумел лишь сделать мини-фиксатор включения для «походного» сканера. Только вот беда: тот никак не хотел работать в автоматическом режиме! До тех пор, пока на Чапо-Олого страх не открыл и эти двери…
А в то время, когда был только что закончен стационарный сканер и у Георгия наблюдалось явное головокружение от успехов,
Ее звали Раисой. Она была высокой статной блондинкой – между прочим, натуральной платиновой. Свежее личико оживляли небольшие карие глазки. Пожалуй, Раиса была очень хорошенькая, но Георгию чудилось в ее точеных чертах нечто куриное. А может, утиное. Она говорила, жеманно растягивая слова, никогда ничему не удивлялась и носила длинные, чуть не до пола юбки. Может быть, ноги у нее были жутко волосатые и она скрывала их, подобно Бавкис, царице Савской, которую однажды, как известно, подловил царь Соломон? Георгий царем Соломоном не являлся и ног Раисиных не видел, зато она демонстративно выставляла на всеобщее обозрение покатые плечи и красивые руки, щедро усыпанные веснушками.
При виде Райки все друзья и знакомые Деспиллера сделали большие глаза, а у Софьи Васильевны случился гипертонический криз, однако Димка настолько ошалел от любви, что Георгий не сказал ему ни слова в упрек. Впрочем, Раиса такой возможности просто никому не предоставляла: она без умолку трещала о городе Тирасполе, где ее отец имел премиленький подвальчик под гаражом с «Волгой», и в том подвале стояли две цистерны с молодыми, игривыми «Лидией» и «Изабеллой»… И вот именно в этот город, к этому папе, который являлся лучшим другом директора коньячного завода «Квинт», – именно туда и собиралась увезти Раиса своего молодого супруга в свадебное путешествие!
Георгий тихо ужаснулся – и купил Раисе в качестве свадебного подарка билет до Чикаго и обратно. Именно там, ровно через неделю, открывался какой-то математический конгресс, куда уже год зазывали Деспиллера, – разумеется, за счет принимающей стороны. Теперь его могла сопровождать жена.
Райка взвизгнула от счастья и сказала, что им с Димой в новой квартире (еще один свадебный подарок от дяди Кости и «Кайге» совместно) совсем не помешала бы французская кровать. Георгий плюнул – и подарил еще и кровать. При доставке оной он присутствовал, и, хотя Деспиллер в это время находился рядом, у него возникло ощущение, что именно с ним, с Георгием, а не с законным супругом Райка желала бы обновить роскошное ложе…
«Прощай, друг!» – подумал Георгий и бежал из этого дома, дав себе слово никогда там не появляться.
Теперь они с Деспиллером виделись только на работе. Георгий даже домой его не зазывал, опасаясь, что тот явится с женой. Он уже начал забывать о ее существовании, когда она вдруг возникла в лаборатории и потребовала аудиенции.
По причине еще не начавшегося отопительного сезона Райка была упакована в желтый мохеровый свитер с высоким воротом. Черные джинсы также смотрелись очень миленько, и Георгий имел возможность убедиться, что ноги у нее, возможно, и волосатые, но отнюдь не колесом. Это его несколько примирило с действительностью: он принял Райку в своем кабинете и даже кофе предложил.
Райка молчала, помешивая ложечкой в чашке. И вдруг Георгий заметил, что она плачет: беззвучно, но обильно – слезинки капали в кофе, а некоторые жемчугом-бисером рассыпались по желтому мохеру.
«Ну, все, – обреченно подумал Георгий, вспомнив, что Деспиллер вот уже два дня приходит на работу в разноцветных носках. – Сейчас она скажет: «Я так больше не могу, этот придурок загубил мою жизнь, а ведь я была рождена для другой жизни!»
– Жора, – жалобно прошептала Райка, – Жорик, ты должен меня понять. Я больше так не могу. Каждый день я чувствую себя дурой, которая губит великого человека. Он рожден совершенно для другого, а я преградила ему путь к мировой славе!